83
Таргелии праздновались сразу после сбора урожая зерна, во второй половине мая; Таргелом назывался «первый каравай, испеченный после того, как урожай доставили домой», согласно Кратету (cit. ар. Athen iii.52), или, еще того проще, «полный горшок зерна», согласно Гесихию (s.v. 'Thargelos'). Таргелии и Талусии были почти неразличимы между собой (Athen iii.52; Eustathius ad Hom, Il ix.534); и те и другие представляли собой древний ритуал (Aristot, Nic Eth 1160а), при том, что обычные приношения со временем делались все более изощренными и в конце концов, от невежества и страха, превратились в «роскошь плоти» (Porphyr, De abstinentia ii.20). К тому времени, как Нестор принес жертву Афине по возвращении из Трои, приношение зерном воспринималось уже как нарочитое подражание простым древним нравам (Eustathius ad Hom, Od iii440, et vid. Plut, Quaest Gr vi). Приношение разом и растительной и животной жертвы (Eur, Elec 804-5) свидетельствует о позднейшем смешении или даже конфликте (Pind, Ol vii.47 et schol.) между различными группами богов (Ссылка на Афинея — ложная, в указанном месте речь идет об орехах. В 41-м стихе VII Олимпийской оды Пиндара говорится о преимущественном перед остальными богами почитании Зевса и Афины. Прочие ссылки — значимые.). Хтонические божества в силу необходимости были вегетарианцами. Их олимпийские наследники предпочитали мясо.
(обратно)
84
«Такое впечатление, что животные в древности были более страшными для людей», — замечает Павсаний (i.27.9). Аталанта сама переносит трупы убитых ею кентавров (q.v. n. 75), Тесей свою свинью (Apollod, Ер 1.1; Bacch xvii.23ff; Diod Sic iv.59.4; Plut, Thes 9ff; Paus ii. 1.3; Hyg, Fab xxxviii) и Минотавра (Diod Sic iv.77.1–5; Plut, Thes 15ff et Eur cit. ap. ibid.; Hyg, Fab xl; Apollod iii. 1.4; Schol. (Lact, Plac) ad Statius, Acill 192; Schol. ad Eur, Hipp 887), Ясон своих быков с бронзовыми копытами (Apollod i.9.24) и дракона с плодородящими зубами (Apollod iii. 13.3).
(обратно)
85
Так у Аполлодора (iii.9.2). Феогнид склонен скорее дать ей сбежать из дома уже как женщине, нежели оставить ее младенцем в диких местах (Theog 1287—94). Сам факт отлучения от дома и вкус к медвежьему молоку объединяют ее с Парисом (Apollod iii.12.5).
(обратно)
86
Каллисто, дочь Ликаона Аркадского и мать Арка, к которому аркадяне возводили свое родство, была одной из дев-охотниц, спутниц Артемиды, до тех пор, пока не забеременела от Зевса (Apollod iii.8.2; Hes, Ast fr. 3 ap. Eratosthenes Catast. fr. 1; Eur, Hel 375-80; Ov, Met ii.401–530, Fas ii. 155-92; Serv ad Virg, Georg i. 138; Hyg, Fab clxxvii); после чего была превращена в медведицу либо самим Зевсом, опасавшимся гнева Геры, либо Артемидой, разгневавшейся на измену спутницы — причем разгневавшейся настолько, что, по некоторым версиям, едва успев превратить Каллисто в медведицу, она тут же убивает ее из лука. Метаморфоза имела место в Нонакрии, в Северной Аркадии (Агаеthus cit. ар. Hyg, Ast ii.1). По другим версиям, Зевс вслед за этим превращает ее еще раз, уже в созвездие (Hyg, Fab 155, 176; Schol. ad Lyc, Alex 481; Schol. ad Statius, Theb iii.685). Сохранившиеся фрагменты Асия (PEG fr. 14), Ферекида(FrGrHist III fr. 157), «Эпименида» (FrVk III fr. B16), Амфия (cit. ap. Hyg, Astron ii.) et vid. Schol. ad Arat, Phaen xxxviii aut CAF fr. 47), аллюзия у Евмела (PEG fr. 14) и сколий к Еврипиду (ad Or 1646) ничего не добавляют, а только запутывают дело. По Каллимаху (fr. 623 ар. schol. ad Callim fr. 487 ap. Choerob ad Theod, Can iv.l), Гера отдает Артемиде приказ застрелить Каллисто; той же версии придерживается и Павсаний (i.25.1, viii.3.6). Палефат не доверяет никому из вышеперечисленных (De Incred fr. xiii). Последующие превращения ее сына Арка и ее отца Ликаона в волков также каким-то образом связаны с этими событиями. Обычай надевать медвежьи шкуры был отмечен у аркадян в более поздние времена (Paus iv.l 1.3). Бравронский культ Артемиды объединяет разрозненные элементы мифа о Каллисто. Девочки, одетые в медвежьи шкуры, танцевали в честь богини (Aristoph, Lys 645 et schol.), приношения которой включали кровь из горла мужчины и одежды женщины, умершей родами (Eur, Iph Taur 1458-67). Считалось, что кумир богини был принесен сюда Ифигенией, спасшейся от жертвоприношения в Авлиде (Paus i.33.1, iii.16.7), а впоследствии был захвачен Ксерксом в качестве трофея (Paus viii.46.3). Роль Зевса как-то раз, судя по всему, сами не отдавая себе в том отчета, выполнили лемносские пеласги, которые «хорошо знали, когда афиняне справляют празднества, и, снарядив пятидесятивесельные корабли, устроили засаду афинским женщинам во время празднества Артемиды в Бравроне. Похитив отсюда много женщин, они отплыли с ними на Лемнос и там сделали своими наложницами» (Hdt vi. 138.1, iv. 142.2) (Вторая ссылка на Геродота является избыточной (Hdt iv. 142.2), поскольку речь в ней идет не о заявленном эпизоде, а о той оценке, которую скифы дают ионийцам, находившимся на службе у персидского царя Дария. Связующим звеном между двумя этими эпизодами может служить разве что упоминание о рабском статусе ионийцев — в первом случае афинских женщин (т. е. также иониянок) на Лемносе, во втором — самих ионийцев, которым, с точки зрения скифов, свойственна рабская преданность хозяину.). Включение отца Каллисто в число героев нынешней экспедиции являет собой отдельную проблему: Каллисто была прапрапрапрабабкой Аталанты.
(обратно)
87
Симон, Антандр, Кимон.
(обратно)
88
Сады античной древности начинаются именно с этого сада (Hom, Il ix.534, хii.312—15) (Из двух ссылок на «Илиаду» к калидонскому саду Энея относится только первая. Вторая никакого отношения к Энею и Калидону не имеет — в ней речь идет о теменосе, священном участке, выделяемом для бога или героя, который ликийцы выделили на берегу реки Ксанф Главку и Сарпедону, таким образом еще при жизни приписав им героический статус. Связь между двумя эпизодами может быть создана разве что через подробно пересказанную Фениксом все в той же IX песни «Илиады» историю о том, как калидонцы, почти уже осиленные штурмующими город куретами, уговаривают сына Энея Мелеагра сменить гнев на милость и вступить в бой и даже выделяют ему — при жизни — теменос (ix.577–580). Подобные подарки в греческой традиции крайне двусмысленны — ибо они фактически обрекают персонажа на героический статус, одной из главных характеристик которой является ранняя смерть. Мелеагр, вступивший все-таки в бой с куретами, поддавшись на уговоры жены, погибает вскоре после победы над последними — стараниями собственной матери, — и выделенный теменос «попадает по адресу». То же по сути происходит и с Сарпедоном, и с Главком, ни одному из которых не суждено вернуться из-под Илиона живым. Сарпедона убьет Патрокл, Главка — Аякс Теламонид во время битвы за тело убитого Патрокла.). Один из присутствующих, Подарг, по возвращении в Трою посадит следующий и после освобождения из плена получит новое имя — Приам. Именно в этом саду будет застигнут Ахиллом за сбором хвороста и взят в плен Ликаон (Hom, Il xi.34ff., xiii.746flf; Apollod, Ер iii.32) (Ложные ссылки на «Илиаду». Ссылка на Аполлония — верная.), который затем будет продан, выкуплен, возвратится в Трою и будет убит тем же человеком, который уже брал его в плен и который сам был взрощен «как дерево в прекрасном саду» (Hom, Il xviii.58) матерью — Фетидой. Самый идиллический сад — у Алкиноя (Hom, Od vii.l 12–21), самый завораживающий — у Зевса (Hom, Od xi.589) (Ложная отсылка с откровенной и непереводимой на русский язык игрой смыслов. В стихах 582–592 одиннадцатой песни «Одиссеи» речь идет о Тантале, претерпевающем муки в царстве Аида, и, в частности, о растущих у него над головой многочисленных плодах (яблоки, груши, гранаты, смоквы, маслины), до которых он, мучимый голодом, не может дотянуться. Сад этот, естественно, принадлежит не Зевсу, а Аиду (если только не идентифицировать последнего с Зевсом Хтонием). Но Тантал попадает в Аид и обрекается на «танталовы» муки именно Зевсом, за откровенный хюбрис (наглость смертного перед богами, превышение пределов, положенных человеку перед лицом богов), направленный против Зевса же. Слово «завораживающий» в оригинале — tantalizing.). Воспоминание о яблонях, подаренных Одиссею в юности отцом, — один из тех признаков, по которым Лаэрт опознает сына (Hom, Od xxiv.328—45) (Кроме десяти яблонь отец дарит наследнику еще и тринадцать груш, сорок смоковниц и пятьдесят виноградных лоз.); второй — шрам, оставленный вепрем (ibid).
(обратно)
89
Светлому «Ксанфу» и темному «Меланфу» суждено сойтись в поединке, хотя ставкой будет скорее земля, а не женщина (Ephorus cit. ар. Harpocration s.v. apatouria, FrGHist 70F22; Hellanicus cit. ap. schol. ad Plat, Sym 208d). В том месте и в то время верх с помощью хитрости возьмет «Меланф», согласно оракулу, который цитируют Полиэн и другие (cit. ар. Strategemata i. 19; Frontinus cit. ap. Strategemata ii.5.41), либо же с помощью Зевса (Lexica Segueriana s.v. apatouria) или Диониса, который, дабы помочь своему темному избраннику, облачается в черную козлиную шкуру (Plut, Quaest Conviv vi.7.2.692e; cf. schol. ad Aristoph, Ach 146; schol. ad Aelius Aristides Oratio Panathenaia 118.20. Nonnus, Dionys xxvii.301-7).
(обратно)
90
Лето, пусть даже позднее, — не осень. А яблоко — не айва. Одно и то же греческое слово обозначает и «яблоко», и «айву» (а еще «овец», «коз» и «мелкий рогатый скот» у Гомера и «девичьи груди» у Феокрита), при том что первое дерево цветет раньше последнего, отчего и возникают и синонимы, и путаница между «весенними яблоками» (Androtion cit. ар. Athen 82с, где проводится различие с «абрикосом») и «зимними яблоками» (Phylotimus cit. ар. Athen 81с). «Гранат» (Euphorion fr. 11 ар. Athen 82а; Nicander fr. 50 ibid.) вносит дополнительные сложности. Ясно только, что сад смешанный, что опавшие фрукты — это айва, а на все еще цветущих деревьях (Hom, Il ix542—4) висят яблоки — или висели бы, если бы сад не был разгромлен.
(обратно)