«Светоч Афины» был переделан Каллисфеном и снабжен фитилем из огнеупорного «карпасийского льна» (Paus i.26.6–7) (Речь идет о золотом светильнике, состоявшем при древнем изображении Афины, которое находилось на афинском Акрополе. Масло в светильник наливали только один раз в год, при том что горел он непрерывно — фитиль же его был сделан из асбеста, который греки добывали на Кипре и называли «горным волокном». Мастера, сделавшего этот светильник, согласно Павсанию, звали вовсе не Каллисфеном, а Каллимахом; оба имени значимы в дальнейшей греческой традиции, и замена имени отца александрийской ученой поэзии именем историка, сопровождавшего Александра в его походах, вполне может быть смысловой.). Огонь, украденный Прометеем, скрывается среди бесчисленного своего потомства (Aesch, Prom 1—11). Калидон разменивает линии своих улиц на пунктирную топографию светящихся булавочных головок. Они подобны тем ложным огням, что грезятся порою мореходам (Hom, Il xix.375—6) (В гомеровском тексте, к которому дана отсылка, речь никоим образом не идет оложных огнях, которые мерещатся морякам. Напротив, очередное развернутое гомеровское сравнение уподобляет свет, разливающийся от щита Ахилла, костру, зажженному ночью на горной вершине, чтобы помочь сориентироваться захваченным бурей морякам. Другое дело, что у Гомера моряки эти не в силах выйти к спасительному берегу, поскольку их «против воли и волны и буря / Мча по кипящему понту, несут далеко от любезных».), или тем бессмысленным сигналам, которые посылали из Платей в Фивы и среди которых был затасован сигнал истинный (Thuc iii.22.7–8) (Речь идет об эпизоде Пелопоннесской войны, когда фиванские и пелопоннесские войска осаждали традиционно союзный афинянам беотийский городок Платеи. Однажды зимней ночью отчаявшиеся платейцы пошли на прорыв — и когда вылазка была обнаружена противником и фиванцы зажгли сигнальные огни, дабы дать знак подкреплениям о необходимости принять участие в сражении, оставшиеся в Платеях жители также зажгли на стенах города множество заранее припасенных факелов, чтобы сбить противника с толку — что им, в общем и целом, удалось.), или «огню неверному, который / двусмысленный дает ответ, / знак — разом — пораженья и победы» (Eur, Ph 1255—9) (В переводе Анненского: «…и жар сильней в их душах разгорался. / Гадатели ж, проливши кровь ягнят, / дым жертвенный прилежно наблюдали: / развеется или столбом пойдет, / и по тому, высоко ль пламя жертвы / и на кипящей влаге пузыри, — / грядущего исход вещали боя…»). Ворота открываются перед героями. Калидон исполнен тысячей светильников со снятыми крышечками; они собираются в дальних концах улиц, потом рассыпаются, как угли, выброшенные из очага. Герои поднимают руки и протирают глаза; они не узнают этих новых констелляций, чьи красные звезды не освещают ничего, кроме самих себя. Собаки сбиваются в кучу. Но окружившие их огоньки светятся гораздо ближе, чем звезды. В них краснота упавших углей, искр, вылетевших из жаровни, крохотных отблесков погребального костра на стенах храма, и каждая пара сцеплена с отдельным сгустком тьмы. Герои начинают отслеживать формы темных тел, пока калидонские огни все теснее замыкают круг. Подобные огни источникам не известны, однако же — вот они. За пределами досягаемости письменной традиции лежит земля, на которой их деяния не оставят ни отметины, ни следа, — где, видимо, и следует искать вепря. Они глядят в горящие глаза, которые глядят на них. Потом первый зверь делает первый прыжок.
(обратно)
110
Идмон, сын Абанта (или Аполлона), — аргосский герой, наделенный пророческим даром, участник похода аргонавтов. Погиб от несчастного случая во время высадки аргонавтов в Вифинии, возле устья реки Ахеронт и одноименного скалистого мыса, на котором, согласно преданию, находилась пещера, ведущая в Аид. Идмон знал, что ему суждено погибнуть, даже не добравшись до Колхиды, но в поход тем не менее отправился. Причиной его смерти стал кабан, который внезапно выбрался из тростниковой топи и напал на проходившего мимо героя. Согласно Аполлонию Родосскому, нашему основному источнику по данному сюжету, кабан ударил Идмона не в пах, а в бедро, «жилы ему перервав и кость раздробивши» (Argii.825). Смертельно ранив Идмона (который, кстати, был, согласно Аполлонию, еще жив, когда его принесли обратно в лагерь, так что, вероятнее всего, дрожь земли и стук копыт вепря не были последним звуком, который он услышал в жизни), кабан попытался уйти обратно в болото, но, увидев бегущих на подмогу людей, снова бросился на Пелея, но был убит Идом. Это была победа без трофея (как правило, главный трофей — это голова и шкура убитого животного): герои не стали «принимать в добычу» зловещего зверя и бросили тушу неразделанной на том месте, где вепрь упал и издох.
(обратно)
111
Речь идет о знаменитых «сходящихся скалах», через которые первым из созданных человеком судов прошел «Арго», — скалы успели всего лишь «прищемить ему хвост», раздавив кормовое украшение, после чего остановились на веки веков и перестали мешать судоходству в районе Босфорского пролива.
(обратно)
112
Речь идет об Эакидах — Пелее и Теламоне, старших сыновьях эгинского царя Эака от Эндеиды (по наиболее распространенной версии мифа), и Фоке, его младшем сыне от нереиды Псамафы. Популярный сюжет о зависти старших сыновей к единокровному младшему брату, любимчику отца, приводит в данном случае к «нечаянному» убийству во время атлетических состязаний. По одной версии (Apollod iii. 12.6) Теламон, а по другой (Paus ii.29.7) — Пелей попадает каменным диском Фоку в голову (видимо, именно этот «гром» и имеет в виду автор), после чего братья прячут его тело в колодце и пытаются разыграть перед отцом полное неведение о случившемся. Убийство Фока тем не менее приводит к изгнанию обоих сыновей с родной Эгины и к возникновению двух ветвей Эакидов — фтийской (Пелей — Ахилл — Неоптолем) и саламинской (Теламон — Аякс/Тевкр — Еврисак).
(обратно)
113
Имеется в виду сюжет о замужестве Алкесты (в русской традиции также Альцесты, Алкестиды), дочери иолкского царя Пелия, сына Посейдона и Тиро. Не желая выдавать Алкесту замуж, Пелий объявил, что ее мужем станет только тот человек, который сможет впрячь в колесницу кабана и льва и проехать на этой упряжке обычную для конских ристаний дистанцию. Адмет, царь фессалийских Фер, смог выполнить это условие, поскольку заручился помощью Аполлона, которого Зевс на год отдал к нему в пастухи в наказание за убийство киклопов. Брак, однако, не задался с самого начала, ибо Адмет по не вполне понятным причинам не принес обычной в таких случаях жертвы Артемиде и, войдя в супружескую спальню, обнаружил на ложе вместо новобрачной клубок змей. Засим через некоторое время следует широко известная коллизия с попыткой Алкесты заменить собой мужа, которому вышел срок умирать, закончившаяся счастливым вмешательством Геракла.
(обратно)
114
Вся описанная ситуация является аллюзивной перетракговкой сюжета о катабасисе Тесея и Пирифоя. После того как у них обоих умерли жены (соответственно, Федра и Ипподамия), два героя-побратима решили — по инициативе Пирифоя — похитить Елену Спартанскую, дочь Зевса (и/или Тиндарея) и сестру Кастора и Полидевка. Они принесли друг другу клятву верности, поклявшись не только стоять друг за друга до конца, но и обеспечить равноправные «брачные стратегии»: Елену надлежало разыграть по жребию, а затем похитить для проигравшего еще одну невесту, и тоже дочь Зевса. Елену они похитили, и по жребию она досталась Тесею. В итоге Пирифой предложил спуститься в Подземное царство и умыкнуть у Аида Персефону, дочь Зевса. Подобный хюбрис заслуживал адекватного наказания. Аид принял героев и сделал вид, что испуган и готов отдать им жену, но сперва предложил им сесть, отдохнуть и угоститься с дороги. Как только Тесей и Пирифой сели, они приросли к месту, после чего провели в муках четыре года, пока на них не обратил внимания Геракл, спустившийся, в свою очередь, в Аид, чтобы умыкнуть Кербера. Геракл дернул Тесея изо всех сил за руки и оторвал его от камня. Но когда он попытался проделать то же самое с Пирифоем, задрожала земля. Геракл не стал превышать положенные смертному (ибо тогда еще был смертен) пределы дозволенного и ограничился одним спасенным героем.