— Но, дорогой, тебя с таким паспортом не выпустит московский ОВИР, — удивленно протянул Бравицкий. — Я сам родился и вырос в коммуналке — у Заставы Ильича…
— У меня, — перебил Лыков, — все осложняется тем, что я не коренной москвич. Жена (это ее комната) умерла… А ко мне все цепляются: «Прав на расширение жилплощади у вас, поймите же наконец, нет».
— Слушай, — сказал Иосиф, — в России не добивают лежачих. Русские люди не звери, по себе знаю. Когда сидел…
— Я не говорю, что звери, — возразил Геннадий. — Чиновники у нас нелюди.
— Чиновники везде сволочи. В Израиле, не сомневаюсь, тоже, — ответил Иосиф. А Бравицкий добавил:
— И берут-то тебя, видимо, для пропаганды… Там, дети мои пишут, толпы осаждают российское посольство — назад просятся…
— Геннадий, не думай, что отговариваю тебя ехать с нами. Только в Израиле тебе, по-моему, делать нечего. Из всех нас охотно едет один Меерович. Потому что он правоверный еврей. Ему нужна Стена Плача, нужна Святая Земля.
— Это он мимикрировал, — вставил Бравицкий.
— Что это значит?
— Окраску защитную принял, приспособился.
— Как же тебе помочь, Геннадий?.. Если бы я эту квартиру не продал, тебе бы ее оставил… Давай завтра потолкуем с Леонидом Перловым. Он юрист и мужик, кажется, толковый… А теперь махнем еще по рюмке — из резерва главного командования.
— Иосиф, — спросил Лыков, — ты говорил сегодня, что сидел и немало… За что же?.. Как это получилось?
— …На дверях университета в Уфе объявление: «Татар и велосипедистов не принимаем». Слыхал такую историю?
— А велосипедистов-то за что?
— Вот ты сам себе и ответил!
Иосиф вытащил бутылку портвейна, и вскоре трое пьяных голосов нестройно запели:
— Окрасился месяц багрянцем…
…Назавтра Лыкова в подземелье не оказалось. Улучив минутку, Иосиф отозвал Перлова и рассказал услышанную вчера историю:
— Что можешь посоветовать?
— Прописаться обратно к дочери проблем серьезных не будет — если она сама, конечно, не воспротивится. Но раз уж ему выделили комнату, которая оказалась нереальной к заселению, взамен обязаны предоставить другую. В решение суда, аннулирующее ордер, как правило, вносится такая запись… Это, скажем так, теория. А в реальности все гораздо сложнее — вот Лыков и мучается… Моя очередь, извини.
Перлов уверенно управляет погрузчиком.
— Вам, Леонид, можно доверить даже перевозку хрусталя, — хвалит его Владимир Федотович. — Но учтите: в складских помещениях места всегда мало, проходы узкие… Но отчаиваться не надо никому, навыки придут со временем.
— Осталась всего неделя занятий. Какие уж тут навыки, — уныло отозвался Меерович.
— Приходите чуть пораньше — позанимаюсь с вами индивидуально.
Иосиф остановился у метро позвонить Лыкову — подбодрить и узнать, почему его не было на занятиях.
— Кто спрашивает? — отозвался женский голос.
— Знакомый. А вы его дочь или соседка?
— Дочь.
— Передайте, пожалуйста, что звонит Айзенштадт Иосиф Еремеевич.
— Айзенштадт?! Понятно… — В голосе вибрировал агрессивный вызов.
— Иосиф, Иосиф!.. Марина, положи трубку! (В коммуналке, по-видимому были два аппарата.) Я приболел немного, но завтра буду. Спасибо, что позвонил, — Геннадий закончил разговор.
— Нашел, с кем связаться! — кричала отцу Марина. — Все беды на свете от христопродавцев. Мало они русской кровушки попили?
Иосиф не слышал, что кричала дочка Лыкова, но ему все стало ясно. Он поежился, закурил. В клубах дыма — будто на потускневшей фотографии — перед ним всплыли лагерь в Зубовой Поляне в Мордовии и ссылка в Удерейский район на устье Ангары (тамошние остряки прозвали его Иудейским).
…Мать работала процедурной медсестрой. Как-то в послевоенную зиму соседка привела к ней гадалку:
— Хочешь, она кинет тебе карты?
— Да не верю я в них. Разве что шутки ради.
Тузы, короли и валеты уверенно тянули трефовую даму в казенный дом.
— Посадят тебя, Фаня! Совсем скоро! — ужаснулась гадалка, а мать Иосифа расхохоталась:
— За что?
Через несколько дней на узеньком топчане в кабине электрофореза — с гальваническим воротником на шее — неожиданно умер нестарый еще пациент.
Мать арестовали. Она сгорела в лагере от чахотки. Случилось это в феврале 53-го в Потьме — совсем недалеко от Зубовой Поляны, где месяцем раньше оказался двадцатичетырехлетний Иосиф. А в августе в Москве у него родился сын — Константин Скворцов…
Лыков догнал Иосифа у входа в тоннель:
— Извини, если можешь! Девка моя свихнулась: день и ночь борется с жидомасонами. Журнальчики да газетенки идиотские почитывает, «День» распространяет… Меня иначе как агентом сионизма не называет…
— Тем более — не надо тебе никуда ехать!..
— Как же не ехать?.. Вот смотри: в квартире кроме нашей еще три комнаты — в каждой по одному жильцу. Позавчера ночью один сосед — нестарый еще мужик — умер. Я сам «Скорую» вызвал, но до больницы живым его не довезли… Грех, конечно, но я прямо с утра — в райжилкомитет со всей своей папкой. А мне: «Выписались из квартиры — значит, права на присоединение комнаты умершего у вас нет! Очередники наши по восемь-десять лет ждут!.. И обратная прописка к дочери не поможет — жилплощадь освободилась, когда в квартире не было претендентов!» Заколдованный круг!.. А ты говоришь — не ехать!
— Сейчас подойдем к Леониду!
— Если у покойного нет родственников, придется ждать полгода, — ответил Перлов. — А если есть: как только они вывезут вещи, смело занимай комнату. Даже дверь можешь ломать… Квартирный замок смени сегодня же и дай по ключу всем соседям. А на свой жилкомитет подай в суд. Помочь составить исковое заявление? Нажимай на воссоединение семьи!
…Свидетельства об окончании курсов Владимир Федотович вручал торжественно, вначале отличникам — Перлову и Айзенштадту… Последним, двенадцатым, корочки получал Меерович.
— Я тоже сдал на «хорошо»? — спросил он. — Это, наверное, суммарно — по практике и теории?
Владимир Федотович улыбнулся, поднял руку и объявил:
— Через неделю открываем курсы газоэлектросварщиков. Занятия неподалеку — при бойлерной. Но чтобы не путаться, давайте в первый раз встретимся здесь…
— Деньги когда вносить? — спросил Бравицкий.
— Укомплектуем подгруппы и соберем плату… Заниматься будем через день.
— Ты, Геннадий, держи меня в курсе. Может, помочь чем будет нужно, — сказал Иосиф на прощание.
Дня через три Лыков позвонил ему:
— Зять покойного вывез вещи. Но РЭУ комнату опечатало. Бумажку с печатью приклеили прямо на ключевину… Приезжай ко мне, когда сможешь. Марины, между прочим, нет.
— Сейчас приеду.
Сухонькая старушка на кухне варила щи.
— Сынок, — сказала она Иосифу, — подсоби соседу-то. Ну что за жизнь с взрослой дочкой в одной комнате? Ни раздеться, ни переодеться… Мужик он еще молодой, жениться надо… Да и нам в квартире новые люди ни к чему.
Иосиф осмотрел дверь. Она распахивалась в коридор. Ни отжать, ни выбить ее не получится.
— Что там за замок?
— Накладной. Отсюда открывается ключом, изнутри — рукояткой.
— Выход, думаю, один. Возьми острый топорик, выруби вот так и заселяйся. Леонид же сказал: дело верное. В худшем случае — оштрафуют тебя за испорченную дверь. Тогда уж точно вместе поедем.
По пути к автобусной остановке Геннадий показал Иосифу окно своей будущей комнаты:
— Найди девятый этаж — предпоследний. Вот она — смотрит на глухую стену.
— Там форточка приоткрыта, — рассмотрел дальнозоркий Иосиф. — Ну, бывай. Желаю тебе удачи. — Он втиснулся в переполненный автобус.
— Звони.
Через неделю Иосиф сам позвонил Лыкову. Телефон долго молчал, наконец старушечий голос произнес: