Так почему же она молчит? Почему не велит ему убираться отсюда и никогда не возвращаться? Эта мысль мелькнула в ее голове и тут же исчезла.
— Т-ты…
Голос сорвался; губы пересохли так, что сначала пришлось их облизнуть. В свете из коридора она увидела, что Лоренцо пристально следит за этим неосознанно вызывающим жестом. В его глазах стоял такой жар, что у Джесс сжалось сердце.
— Ты хочешь войти?
— Хочу ли я?.. — Он хрипло рассмеялся. — Джесс, клянусь Богом, ты сделала бы правильно, если бы не пустила меня. Я…
— Не нужно! — быстро прервала его задыхающаяся Джесс, боясь услышать продолжение. — Входи скорее! На улице холодно…
Громкий хлопок двери, отрезавшей их от мира и оставившей наедине друг с другом, показался ей звуком трубы. Отныне ее жизнь менялась раз и навсегда. Возврата нет. Передумывать поздно.
Но она и не собиралась передумывать. Все, чего она хотела, было здесь, рядом. Его руки обнимали ее, его сердце билось под ее щекой, и у Джесс было такое чувство, словно она вернулась домой.
Но все быстро изменилось. Едва она успела закрыть дверь, как Лоренцо резко разомкнул объятия, и ошеломленная, не верящая себе Джесс, словно упала с огромной высоты на твердый пол.
Джесс беспомощно следила за Скарабелли, который вошел в ее квартиру и начал расхаживать по ней, как зверь по клетке, обнюхивающий углы и прутья своего нового жилища.
Он неторопливо и тщательно осматривал уютную гостиную с кремовыми креслами (комната была слишком мала для дивана), абрикосовыми бархатными шторами и тщательно отполированным сосновым туалетным столиком. В дальнем углу, напротив большого окна-фонаря, стоял облицованный кафелем открытый камин с чугунной решеткой в стиле королевы Виктории.
— Тут не слишком просторно… — закончив, наконец, осмотр, пробормотал он.
— Это все, что я могла себе позволить! — злобно выпалила Джесс. — Не у всех есть дома на каждом континенте и личный самолет, чтобы сновать между ними!
— Половина этих домов принадлежит моим родителям, — спокойно и рассудительно возразил Лоренцо. — Я только пользуюсь ими.
— Площадь твоих собственных домов в сотни раз больше этой убогой квартирки!
— Разве я сказал, что она убогая? — не моргнув глазом, пробормотал он и продолжил осмотр.
Этого и не требовалось, невольно подумала Джесс, ругая свой дурацкий язык. В присутствии высокого, внушительного Скарабелли ее квартира как будто усохла и с непривычки могла бы вызвать приступ клаустрофобии.
— Т-ты… хочешь кофе?
Явно с опозданием она вспомнила, что должна сыграть роль хозяйки.
— Нет, — коротко бросил он, изучая корешки стоявших на полке книг.
— Может быть, чаю?
— Нет.
— Чего-нибудь покрепче?
Этот вопрос был задан неровным, срывающимся голосом, пробившимся через комок в горле. Сейчас он снова скажет «нет». Лоренцо не мог пить, потому что был за рулем.
— Бокал вина?
Лоренцо властно махнул рукой; он все еще рассматривал книги. Но спустя мгновение темная голова повернулась к Джесс.
— Может быть… да.
— Лоренцо, ради Бога! — взорвалась доведенная до белого каления Джесс. — Да… нет… возможно… Так чего же? — спросила она, не обращая внимания на то, что Скарабелли нахмурился. — Решай скорее!
— Господи, я просто пытаюсь вести себя культурно, вот и все! Но я чувствую…
— Ты чувствуешь? — повторила Джесс, кода он внезапно осекся. — Что ты чувствуешь?
Неожиданно черные глаза посмотрели в другую сторону. Это было так не похоже на уверенного в себе Лоренцо Скарабелли, что Джесс тут же приободрилась и решила припереть его к стенке.
— Лоренцо! Что ты чувствуешь?
Он колебался томительно долгую секунду. Но когда Джесс решила, что ответа не будет, и приготовилась сменить тему, широкие плечи под элегантным пальто приподнялись и Лоренцо избавился от остатков стеснения.
— Я не чувствую себя культурным, — хрипло пробормотал он. — Честно говоря, я ощущаю себя дикарем, язычником… первобытным человеком.
И что ее дернуло за язык?
— Но почему…
— Сама знаешь, почему! — рявкнул Лоренцо и вызывающе запрокинул голову.
В глазах Скарабелли бушевало желтое пламя; узда, в которой он беспощадно держал себя до этой минуты, лопнула.
— Из-за тебя! Я хочу тебя! И хотел весь вечер! Я всегда хотел тебя и сомневаюсь, что когда-нибудь вылечусь. Эти два года были настоящим адом. У меня все болело внутри от желания, и эта боль снова и снова напоминала о тебе.
— Обо мне?
Она не могла поверить услышанному. Это не было объяснением в любви, но сейчас было достаточно и такого. Он хотел ее. Тосковал по ней. И не мог жить без нее…