- Есть у меня схрон, - сказал батюшка. - Там схоронитесь пока. В дороге рана загнет, так что от греха подальше полезайте в схрон, а девицу я сберегу, як она моя дочь.
- Не! Того не будет, - возразил Назар. - Она со мной должна быть.
- Как знаете, - согласился священник.
Быстро собрались и полезли в схрон. Выходили по нужде ночью, воздуха дыхнуть, ноги-руки размять и так сидели неделю, пока рука не начала заживать. Тут объявились два казака. На шароварах заместо лампаса серебряный галун, мохнатые трухменки на головах. Встретил их батюшка по-доброму.
- Здорово, отец! - сказал бородатый казак. - Мыдо тебя с обрадою.
- Слухаю вас, казаки, - ответил батюшка. - Нынче слово доброе заместо коня быстрого.
- Казак без коня як тать без кистеня, - усмехнулся второй казак - бородатый обличьем.
- Пришли мы до тебя от круга нашего. Порешили мы кругом и стар, и млад, уходить отсель усей станицей. Вот и тебя просим с нами собираться. Не покинь паству свою, батюшка.
Поп вдруг уронил слезу, положил крест на чело, затрясся в беззвучном рыдании.
- Вот и сладили, - сказал бородатый казак. - Завтра по утру пришлем подводы за твоей амуницией. Так шо собирайся.
Священник согласился идти со станицей в поход, но казакам про своих сидельцев ничего не сказал, а как те уехали, бросился в схрон. Все доложил Нефеду с Назаром, позвал с собой.
- Оно конечно так, - сказал Нефед. - Гуртом и батьку можно бить, но как они собираются до моря дойти и там, в городе?
- Завтра и послухаем, шо они нам скажут? Я думаю, шо надоть с ними идти.
До утра не спали. Еще не забрежил рассвет, как приехали казаки на двух подводах, а с ними десяток верховых. К ним вышел батюшка.
- У меняв схроне ховаются два казака и дивчина. Хотят идти с нами. Какое ваше слово?
- Кликай сидельцев! - приказал казак с нашивкой на погоне.
Все трое вышли из схрона. Нефед с Назаром при оружии. Посмотрел старшой на них и сказал.
- По мне ступайте с нами, а там атаман решит.
- Я в городе был, - сказал Нефед. - Там патрулей як навоза в загоне.
- А мы в город не пойдем, - улыбнулся казак. - У нас своя тропа есть. Собирайтесь.
До беглой станицы шли два дня. Ночевали в горах. Назар не отходил от Натальи. Старшой спросил Назара.
- Дочка али сестра?
- Жинка! - ответил Назар.
- Добре! На новом месте нарожаете казачат - засмеялся казак. - А шо лампасы у тебя красные, так то не беда - мы все одного роду-племени.
Атаман теркских казаков дал добро. Сказал, что у них все уже сговоренос контрабандистами и их ждут. На сборы отвели два дня. Ульем загудела станица, собираясь в дальний путь, незнамо куда. По пути следования выставлены были пикеты, и дорога охранялась казаками круглосуточно.
Рано утром обоз тронулся в путь. Атаман сказал напутственное слово, читал молитву батюшка. Пестрой змейкой на горной дороге вился обоз в охранении верховых казаков, Станичники везли с собой всю домашнюю утварь, гнали скот, в клетках клокотали куры. На первой телеге батюшка с иконой. Атаман подъехал к Назару.
- Мы тебя неволить не будем. На новом месте определимся, гуртоваться нам али порознь житьё строить. Так шо с Богом, казак!
Больше недели обоз пробирался к морю, но прошли станичники свой путь - последние версты по родной земле. Увидев море, казачки заплакали; за матерями и бабками заголосили казачата. Перед погрузкой батюшка отслужил службу: станичники молча слушали проповедь "... и уходим мы со своей земли, но не покидаем её, ни прахи отцов наших, ни сирые церкви Господа нашего, ибо где бы мы не поставили наш курень, то и будет наша земля, и в сердцах наших, и молитвах соединится вольное казачество с местами нашего жития". И как только батюшка сказал "Аминь", никто уже не сдерживал слез - плакали казачки и плакали казаки. Неусмеренные и непокоренные советской властью, они уходили в изгнание, уходили в бессрочную эмиграцию, и каждый нес на груди ладанку с щепоткой родной земли. Не по чьему-то поучени, а по воли Господа и повелению сердца эти простые люди решили оставить родную землю, чтобы не участвовать в кровавой междоусобной гражданской войне, и хоть где то на краю земли, сохранить уклад, традиции и обычаи своего народа.
Долго Назар с Натальей добирались до Франции. Нефеда мучили старые раны и тоска по Дону. Не пленили сердце казака красоты чужбины, сильно тосковал Нефед, а прослышав клич о возвращении казаков на Родину, засобирался в дорогу. Назар с Натальей отговаривали, но Нефед стоял на своем. Прощались трудно, со слезами - рвали по крови, зная, что расстаются навсегда. Нефед уехал, как канул в бездну - ни письма, ни весточки. Пропал Нефед в социалистическом рае архангельского спецпоселения "Островки".