Рейван крепко сжал Маррей, коснулся лицом её лица, но губ тронуть не посмел. Он успокоился, поняв, что она принимает его. И от этого тяжесть их положения казалась ему невыносимой.
Прочитав настроение кзорга, Маррей выпрямилась, провела ладонью по его заросшему бородой лицу и заглянула в глаза.
— Что с тобой? Расскажи мне.
Он ощутил упоение от её ласки, ему захотелось поведать Маррей о приказе, который отдал ему Вигг. Но он промолчал, чтобы не выглядеть жалким и беспомощным. Он боялся, что разговоры о войне, об убийствах расстроят Владычицу и обратят её против него.
Маррей продолжала внимательно глядеть на кзорга, ожидая ответа.
«Пусть лучше думает, что я чурбан, нежели слабый, жалующийся», — подумал он, прикрыв глаза.
— Мы с тобой бессильны, верно? — медленно проговорила Маррей. — Мы не благословлены Богиней. Мы не можем друг друга любить — не можем родить детей. Всё бессмысленно, Рейван.
Кзорг молчал. Сердце его бешено колотилось.
Снаружи, у костра, прозвенела посуда. Владычица Корда приказала солдатам сложить утварь к повозке, и они принялись исполнять её повеление.
— Но порой даже благословения мало, — произнесла Маррей, проводив взглядом фигуру старшей жрицы.
— О чём ты? — решился спросить Рейван, догадываясь, что Маррей говорит о Владычице Корде.
— Союз Корды с рисским ваном был благословлён Великой Матерью — у них был сын, — произнесла Маррей. — Но она оставила мужа, а бедный ребёнок погиб.
— Это был ван Ингвар? — хрипло произнёс Рейван, догадавшись.
— Да.
Маррей мотнула головой, смахнув слезу, и замолчала, не желая продолжать тяжёлый рассказ.
Лагерь затих. Маррей заснула под покровом рук Рейвана. Он глядел на Корду, сидевшую у огня с одним из солдат, и в нём плескались смутные чувства. Это была радость — ему хотелось узреть мать. И это был гнев — он видел, что она стыдится его.
Рейван вышел из шатра и медленно опустился на укрытое шкурой бревно рядом с Владычицей Кордой.
— Как себя чувствует Маррей? — спросила Владычица, немного отодвинувшись, чтобы соблюсти приличия.
Взгляд её был тяжёлым, строгим и ревнивым. Рейван шевельнул губами, но ничего не ответил.
— Снова ты неучтив со мной, — произнесла Корда. — Кзорги не чтят Великую Мать — что ж, у них есть на это право.
— У меня совершенно точно такое право есть — не чтить тебя! — ответил он на рисском.
Владычица недоуменно поглядела на Рейвана.
— Гляжу, уроки языка тебе не нужны.
— Не нужны.
Солдат поднял голову, заслышав чужую речь, но, ничего не поняв, потупил взгляд.
— Я знаю, кто ты, — хрипло произнёс Рейван. — А ты знаешь, кто я.
Владычица развернулась к кзоргу всем телом. На лице её не было ни проблеска теплоты. Рейван этого ожидал — и тяжело вздохнул. Корда сжала губы и перевела взгляд в пламя костра.
— Почему ты покинула Ингвара? Почему бросила меня?
Корда вздрогнула от слов Рейвана.
— Хочешь знать правду? Ладно, — произнесла она. — Когда риссы уже стояли у ворот Роны, твой отец увидел меня: молодую жрицу, преемницу Владычицы Иделисы. Он вынудил меня уйти с ним в обмен на перемирие — я не выбрала его мужем, он взял меня сам.
— Я виделся с ним. Он тосковал по тебе… Он так сильно любил тебя!
— Он меня вынудил, — строго поглядела Корда.
Вера в отца рухнула. Рейван ощутил себя незначительным и жалким. Гнев закипел в нём. Он постарался заглушить его, но сил после боя со зверем больше не было.
— Ты не должна была бросать ребёнка, которого родила! — взревел он. — Ведь ты жрица!
Рейван напугал Корду своим решительным тоном и сам ужаснулся от собственных слов.
— Я знала, что твой отец позаботится о тебе должным образом, — произнесла Владычица.
Злоба на мать душила Рейвана.
— В тот день, когда я узнала, что тебя похитили у Ингвара и увезли в Харон-Сидис, я поседела, — тяжело вздохнула Корда. Плечи её вздрогнули. — Ты стал кзоргом — проклятием моей веры.
В Рейване полыхало негодование. Рядом сидела мать, которая не желала его знать. А память об отце перестала быть святой.
Рейван предался мыслям об Ингрид и подумал о том, что вскоре будет вынужден исполнить приказ царя и стать для неё таким же чудовищем, как для всех остальных.
— Я не знаю, что мне делать, — признался Рейван.
— И я не знаю, что тебе делать, — поглядела на него Корда. — Ты много убивал, и я опасаюсь решений, которые ты можешь принять. Но и советовать не принимать их я тоже не могу. Мне остаётся лишь молиться за тебя.
Не удовлетворённый ответом Владычицы Рейван тяжело выдохнул и замолчал. Решил, что слишком много слов и чувствований позволил себе в эту ночь. Прихватив с земли горсть хвои, он подбросил её в огонь. Иголки затрещали, засветились, огонь воспылал, но через миг угас.
«Любое моё решение принесёт смерть. А если начну сопротивляться, то сгорю, как эта шелуха: бессильно и бестолково».
Корда поднялась с бревна и направилась в шатёр.
— Ложись, Рейван. Ты сегодня очень устал, — произнесла она, подняв руку, чтобы дотронуться до его головы, но не решилась.
***
На улицах Роны ощущались выдохи близкого моря и густой запах садов. Раскалённый воздух плыл над дорогой. Сегодня доспехи казались Рейвану тяжёлыми как никогда.
Солдаты царской гвардии, встречая Владычиц, выстроились у ворот внутреннего двора. Рейван приказал своим людям сойти с коней и тоже построиться.
Корда вышла из повозки первая, её руку принял юноша в белых одеждах.
— Крин, милый, — расцеловала его Владычица в гладкие щёки.
Движения Корды, устремлённые к сыну, сделались живыми, гибкими, будто он был светом её солнца. Крин расцвёл улыбкой при виде матери, любовно взял её под руку и предложил проводить в чертог. Ветер молодости трепал его свободное белое одеяние и курчавые тёмные волосы.
Рейван почувствовал себя в грязных, исцарапанных доспехах ещё более неуютно: давно уже не юноша, кзорг, убийца — позор для Владычицы.
Корда и Крин прошли меж рядов воинов и проследовали в сад, огороженный высокой стеной.
«Запретный сад с цветами, из которых делают зелье Причастия, — подумал Рейван. — Кто владеет Белым садом, владеет кзоргами».
Рейван поёжился, уловив в воздухе знакомый запах залов Харон-Сидиса, и отёр с лица пот, желая поскорее убраться подальше от разодетых в белое жриц и цветущих юношей. Он хотел вернуться туда, где стынет холод над седыми горами и поющий ветер гонит тяжёлые тучи по мрачной земле.
Маррей подала Рейвану руку.
— Помоги мне, — произнесла она.
Кзорг поддержал Владычицу, когда она выбиралась из повозки. Маррей остановилась и любовно поглядела на него. Рейвану захотелось обнять её, но вокруг стояли три десятка лучших гвардейцев Вигга.
— Проводи меня, — приказала она, крепче ухватившись за его руку в толстой перчатке.
Стражники всколыхнулись, когда Рейван приблизился: кзоргам запрещалось входить в Белый сад. Но он был с Владычицей — и они расступились.
***
В покоях Маррей опустилась в обшитое бархатом кресло.
— Там должно быть вино в кувшине, налей, — сказала она.
Рейван нашёл вино и налил. Протянул ей кубок.
— Себе тоже. И сядь.
— Я не могу выпить с тобой, прости: кзоргам это не дозволено, — произнёс он, грузно стоя над ней.
— Я приказываю тебе, — Маррей была настойчива.
Рейван вздохнул и наполнил кубок.
— Мерзкое, — сказал он, сделав глоток, и, наконец, сел.
Маррей нервно дёргала ногой. Она была уверена, что, когда они останутся наедине, Рейван вновь прильнёт к ней. Но он этого не делал. Опустившись в соседнее кресло, кзорг изучил обстановку комнаты, а потом принялся рассматривать узоры на кубке.
— Неплохо ты живёшь, — произнёс Рейван.
Маррей не видела ничего примечательного в своём жилище, но признавала, что её покои выгодно отличались от его пристанища в Харон-Сидисе.