Ван Стейнвульф затеял среди самых стойких соратников развлечение. Воины собрались вокруг стола и наблюдали, как двое из них меряются силой рук. Рейван чувствовал, что ему необходимо с кем-нибудь подраться, и подобный, в общем-то, мирный способ выплеснуть спесь сразу заинтересовал его.
— У тебя ещё остались силы после женщины? Она не уложила тебя спать? — усмехнулся ван Стейнвульф. — Кто хочет в поединок с увечным?
— Я с тобой хочу, — сказал Рейван.
— Вызов вану — серьёзное дело, — усмехнулся Стейнвульф. — Вызов вождю может бросить только вождь. Любому другому я вправе отказать. Но ладно, давай померимся с тобой, раненый воин, чтобы ты знал своё место.
— Левыми, — сказал Рейван, принявшись стягивать наруч со здоровой руки.
— Хорошо, это будет честно, — кивнул Стейнвульф и предложил усесться друг против друга за столом.
Ван был широк и массивен, как гора. Рейван на его фоне выглядел жилистым и тощим, словно молодое дерево. Стейнвульф стиснул ладонь кзорга и навалился на него всей мощью. Рука Рейвана провалилась под усилием вана, но у самого стола кзорг удержался. Сухожилия и мускулы напряглись до предела, сжались: многолетние тренировки с щитом хорошо натренировали его руку.
Стейнвульф быстро устал, его старые мышцы задрожали. Он угрожающе зарычал, чувствуя, что вот-вот проиграет. Рейван сделал рывок и с грохотом уложил ладонь вана на стол. Он победил. Стейнвульф неверящим взглядом уставился на его запястье, по которому разбегались чёрные рисские руны.
— Кто ты такой? — затряс бородой Стейнвульф. — Это знаки Ингварова рода.
Рейван промолчал, потянувшись за наручем. Не хотел он выдавать себя прежде времени, но оказался неосторожен.
— Ты — Эйнар, сын Ингвара! — понял ван Стейнвульф. — И что же ты, одолел меня, получается?
— Получается, — ответил Рейван.
— Почему ты под сестрой ходишь?
Рейван был слишком пьян и слишком разбит после неудавшейся любви. Он решил сказать всё как есть. Стейнвульф производил впечатление человека, с которым стоило быть честным.
— А ты не знаешь? — сказал он. — Я кзорг и служу набульскому царю. И мне дан приказ приволочь золотую гривну Виггу. Но на Ингрид я не пойду. А тебя я хотел одолеть завтра, когда ты примешь власть.
— Собака! — брызнул слюной Стейнвульф.
— Знаю.
И без того красное от хмеля лицо вана побагровело, ноздри расширились.
— Может быть, ты лучше пойдёшь и набульскому царю вызов бросишь⁈ — выпалил он. — Ведь по закону ты — рисский вождь! Ты равен Виггу, и ты сильнее его.
— Если я брошу ему вызов — он убьёт близких мне людей.
— А если Ингрид останется вождём, ты её не тронешь?
— Не трону. Я поклялся над кабаньей головой, — усмехнулся Рейван.
— Налейте нам мёда! — приказал Стейнвульф.
На рассвете Ингрид вышла на двор. Лучи солнца озолотили выпавший за ночь снег. На белоснежном ковре не было следа ни человека, ни зверя. Рейван сидел на ступенях крыльца, плотно закутавшись в мех, пар от его дыхания разлетался клубами в морозном воздухе. Он выглядел изнурённым и держался за голову.
— Ты хоть спал ночью? — спросила Ингрид.
— Сам не понял, — вздохнул он. — Перебрал мёда — это точно.
Ингрид присела рядом и с сочувствием тронула Рейвана за плечо.
— Ты остаёшься править, — мрачно произнёс он.
— А где ван Стейнвульф?
— Он не придёт.
— Но мы договорились решить спор на рассвете, — Ингрид вздрогнула от удивления.
Рейван развернулся к ней всем телом, лицо его было тёмнее ночи, а белки глаз от усталости и напряжения покрывала чёрно-кровавая паутина.
— Стейнвульф больше не желает гривну, — произнёс кзорг.
Сзади скрипнула дверь, и Ингрид обернулась. На пороге стоял Лютый.
— Дэрон? — произнесла Ингрид, кивком приглашая его сесть рядом.
Но Лютый не пошевелился. Лицо его окаменело от слов Рейвана. Смерив пытливым взглядом их обоих, воевода вернулся в дом.
Весь последующий день Ингрид его не видела. И даже когда Эрвульф вывел во двор подготовленных в дорогу лошадей, Лютый всё ещё не появился.
— Где ещё одна лошадь, Эри? — спросила Ингрид.
Эрвульф пожал плечами, опустив глаза.
— Лютый не поедет, — ответил он. — Ничего не знаю, не спрашивай, Волчица.
— Дэрон сказал, ты сама так решила, — ответил Тирно, виновато втянув голову в плечи.
— Ладно. Выдвигаемся! — приказала Ингрид, забравшись в седло.
Она отвернулась от соратников, пряча выступившие слёзы.
— Что с тобой? — спросил Рейван.
— Ничего. Поехали домой, — ответила Ингрид.
***
Туманы над покрытыми снегом скалами стояли сплошной пепельной стеной. Дни не распускались в полную силу, и лишь переходы от рассвета к закату были тем коротким временем, когда без огня факелов можно было различать силуэты во дворе. Ветры выли в бойницах крепости голосами призраков и нескончаемо крутили пургу. В комнатах беспрестанно чадили масляные лампы, поддерживая хрупкий огонь жизни среди холода и мрака.
Обитателей Харон-Сидиса этой зимой было мало: война призвала всех. Кзорги сосредоточились в лагере у границ рисских земель в ожидании исхода зимней ночи, чтобы с истощением снежных бурь переправиться по ещё крепкому льду Хёммель-Эльвы и подойти к крепостям северян.
Но до окончания зимы было ещё далеко: пока лишь близилось Зимнее Солнцестояние и перевалы были прочно заперты снегом. Все пути от мира были отрезаны, и потому вдали от того, к кому звало сердце, Владычица Маррей особенно тяжело ощущала одиночество и пустоту.
Накануне самой долгой ночи в году отец Сетт решил сделать особый напиток, чтобы попотчевать свою гостью. Он стоял у огня, бережно помешивая в котле тёмную кипящую жидкость. Терпкий запах наполнял комнату, даруя предвкушение лёгкости и веселья.
— Ох-ох-ох, — тяжело вздохнула Маррей, потерев виски и склонив голову над столом с манускриптами.
— Плохо выглядишь, Владычица. Опять провела бессонную ночь?
— Да. Не могу заснуть часами. Лишь под утро глаза смыкаются, но стоит ветру подуть в стены, тут же просыпаюсь.
— Это от переживаний, Маррей. Ну, ничего, сегодня я избавлю тебя от них.
— Звучит сомнительно, но пахнет неплохо. Что ты там варишь?
— Праздничный напиток. Сегодня риссы отмечают Зимнее Солнцестояние. Но это будет, к сожалению, их последним празднеством, — проскрежетал старый хранитель, коротко взглянув на Маррей.
— Если ты поможешь мне, — Владычица небрежно откусила заусенец на пальце и перевернула страницу манускрипта, — то войны не будет. — Она подняла голову: — Вы будете свободны!
— Я уже рассказал тебе всё, что знал сам, показал все наши записи, — развёл руками отец Сетт.
— Расскажи про кровь. Зачем делать кровь ядовитой? Чтобы раненый кзорг был опаснее живого?
— Верно. Там всё написано.
— А слюна? — Владычица сглотнула, вспомнив поцелуи Рейвана, и вцепилась от смущения в край стола.
— Какое тебе дело до кзоргской слюны? Никто ведь тебя не заставляет пить с нами из одного кубка. Ну ладно, успокою тебя, яд в слюне не содержится. Это побочные жидкости тела, которые создаются из отдельных желёз.
— А семя? — вытянула шею Маррей.
— А семя берётся напрямую из крови. Уж ты должна это знать, Владычица!
Маррей приложила к пылающей щеке ледяную ладонь и тяжело выдохнула.
— И кровь нашу не освободить и не исцелить, — повторил за ней тяжёлый вдох отец Сетт. — Многие до тебя уже пытались, но ничего не вышло.
Маррей резко отвернулась. Она не хотела и думать о том, что не сможет избавить кзоргов от Причастия и сделать Рейвана человеком. Разбирая письмена на древних страницах, она искала ответы. В тайных манускриптах Харон-Сидиса, которые показал отец Сетт, описывались эксперименты по выведению кзорга из зависимости от Причастия, но ни одного удачного исхода среди них не было. День ото дня Маррей таяла от отчаяния.