— Никогда не прикасайся ко мне! Жалею, что вообще прикасался!
Рейван вытер слюну со своего лица и облизал пальцы.
— Ты будешь моей, Маррей, — сказал Рейван, и его жёлтые глаза неистово загорелись. — Уже очень скоро.
В конце галереи раздались шаги, показались медленно приближающиеся фигуры стражей.
— Идём, Маррей, — решительно потянула её Корда.
Рейван дал им дорогу, и Владычицы ушли. Двое стражей поравнялись с кзоргом. Они увидели его лицо и вжались в стены, убираясь с пути, чтобы только он не удушил их.
Дул пронизывающий ветер. Чёрное небо не озаряли ни луна, ни звёзды. Тьма нависла над дорогой и прочно скрестилась с отчаянием в душе. Покидая сырой грязный город, Рейван ощущал, как его тело бьёт дрожь. Он устал. Единственное, чего он желал, — быть рядом с Маррей, чувствовать тепло её рук и слышать нежное пение. Но жрица оттолкнула его. Её неверию удалось порушить последний его оплот. Однако Рейван не усомнился в своём решении. Он был сыном рисского вождя, слишком многое зависело от него — выбора у него не было.
***
Дни стали более длинными, но были по-прежнему холодны. Снег уходил, и во дворе надолго задерживалось солнце. Но, несмотря на величие света, чувство тревоги только усиливалось.
Ингрид ходила из стороны в сторону по опустевшему после вечернего пира залу. Золотая гривна невыносимо тяжелила ей грудь. У неё были воины и было золото. Были дорогие меха, оружие и искусные доспехи, о которых она мечтала, будучи девочкой. Всё было с ней, что предрекли ей боги при рождении. Но в животе у Ингрид ворочалось дитя, и всё, чего ей желалось теперь, — объятия мужа и его забота.
«Он оставил меня, даже не попытался понять! Если кто узнает, что он бросил своё дитя, — его остригут и изгонят из страны. Нет, не скажу никому, лучше сама, как встречу, прикажу выпороть!»
Ингрид погладила растревожившийся живот и поправила складки на платье. Кожаную броню с тугим ремнём и штанами она более не носила — слишком тесным стал воинский наряд.
Взгляд упал на прислонённый к стене меч, Ингрид подняла его и освободила от ножен. Сталь в дрожащих руках сверкнула в пламени горящих чаш.
— И как у меня хватало прежде сил биться им? — проворчала она. — Я совсем ослабла!
Ингрид вытянула вперёд вооружённую руку вопреки слабости и почувствовала, как от усилия заныл живот. Резкая боль захлестнула её, и Ингрид согнулась. Меч со звоном вывалился из руки.
Спавший на скамье у очага Тирно проснулся от звона и потёр глаза.
— Ты ведь беременна, так? — строго поглядел он на неё. — Если продолжишь махать мечом, то сбросишь дитя, да и сама ненароком погибнешь.
Ингрид от стыда поджала губы и присела на скамью. Тирно выбрался из-под шкуры и обулся.
— Это дитя, пусть и внебрачное, но от любви — я же видел вас, — сказал рудокоп, присаживаясь рядом. — В тебе волчонок Нордхейма. Подумай только, какое счастье будет, если в этих стенах вновь зазвенит детский смех.
— Но ведь мне нужно сражаться, Тирно! Я не могу быть слабой, когда война на пороге, а ребёнок испивает у меня все силы!
Рудокоп обнял Ингрид за плечи и погладил по волосам.
— Тебе нужно решить, доверишься ли ты Рейвану или снова возьмёшься за меч.
Ингрид отпрянула от Тирно, взглянув ему в глаза.
— Я уже доверилась ему. Отпустила на переговоры с Виггом.
— Тогда не волнуйся ни о чём и иди спать.
Тирно поднялся, помешал угли в горящей чаше и вновь улёгся на скамью, мгновенно захрапев. Ингрид устало зевнула и направилась в покои, но, услышав шум на крыльце, остановилась.
В зал вошёл Рейван. Его образ всегда был для неё воплощением несокрушимой силы. Но вот он застыл перед ней: ссутулившийся, взъерошенный, со снегом на плечах. Суровое лицо, истерзанное холодным ветром, с неистово горящим взглядом — Ингрид поняла, что что-то случилось, и приблизилась, чтобы обнять его и утешить.
Он благодарно принял её ласку, крепко сжав в ответ за плечи и талию. Ингрид почувствовала угрозу животу и отстранилась.
— Что с тобой? И что это на тебе? — оглядел он её широкое платье.
Ингрид пожала плечами. Она не хотела ещё сильнее взволновать Рейвана и навязать ему защиту её чести, на которую, как брат, он должен был пойти. Ведь если Рейван убьёт Дэрона, то его уже нельзя будет вернуть.
— Всё хорошо: просто холодный ты. Раздевайся, иди к огню.
Рейван потёр руки и тяжело опустился на скамью подле горящей чаши. Ингрид присела рядом.
— Долго тебя не было, — она протянула ему кружку с подогретым мёдом. — Я переживала.
— Вигг хочет поединка с тобой, — сказал Рейван. — Один на один, как в древние времена.
— И ты принёс мне эту весть?
Рейван опустил голову. Ингрид молча направилась в покои.
— Не бойся. Верь мне! — выкрикнул он вслед ей.
— Я не из трусливых, сам знаешь, — бросила Ингрид, скрывшись за занавесями.
— Она тебе верит, — прокряхтел Тирно, удобнее подмяв шкуры под головой. — За это можешь не волноваться.
Рейван смерил рудокопа злым взглядом и склонился над огнём. Пламя плясало в горячей чаше, ночь сгущалась. Он допил мёд, налил себе ещё и вытянул ноги.
Поглядев на пустующее кресло, стоявшее посреди зала, Рейван вспомнил отца и то, как они сидели рядом друг с другом на последнем пиру. Он почувствовал его волчий запах и сокрытую в нём огромную силу, за которой шли люди.
«Как бы мне хотелось теперь хоть немного этой силы», — подумал Рейван.
— Почему Ингвар, которого называли Непобедимым, проиграл? — проговорил он вслух.
Тирно тяжело вздохнул и свесил ноги с постели.
— Они взяли его врасплох. В момент, когда он был уязвим: Ингрид похитили и за Лютым пришёл ты — сын-кзорг. В душе Ингвара не было мира — и это сказалось на исходе боя.
— В моей душе тоже нет мира, — опустил голову Рейван. — Где же мне взять сил, чтобы не пасть?
— Просто верь в то, что делаешь, — произнёс Тирно.
Рудокоп прошаркал к очагу и наполнил себе кубок горячим мёдом.
— Маррей никогда не простит меня, — сквозь зубы пробормотал Рейван.
— Если бы твой отец так думал, ты бы не родился, — хмыкнул Тирно. — У риссов женщин не спрашивают. А в тебе велико влияние Великой Матери, раз тебя это так тревожит.
— Ну нет. Не приплетай сюда божеств, я не верю ни в одного из них. Боги — это утешение для слабых. Плесни мне ещё? — Рейван протянул кубок.
— Да, такой дуб не сломать! — усмехнулся Тирно, сев на большой деревянный ящик, стоявший подле скамьи. — Даже не буду с тобой спорить!
Рейван довольно улыбнулся. Ящик под рудокопом скрипнул и звякнул.
— Что это там? На чём ты сидишь?
— Плата за войну, Эйнар. Пока тебя не было, ваны прислали дары. Воинам ведь нужно чем-то платить.
Тирно слез с сундука и отодвинулся. Не выпуская кубок из рук, Рейван отворил крышку и увидел украшения из серебра и золота, драгоценные камни и пузатые кожаные мешочки. Он открыл один из мешочков и заглянул внутрь — там были самородки серо-жёлтого цвета размером с речную гальку.
— Это золото?
— Золото, — кивнул рудокоп.
Рейван взвесил мешок.
— Не всё же на кровопролитие пускать, верно, Тирно? Найди мастера, который сможет изготовить брачные браслеты.
— Ух! — фыркнул от удивления рудокоп.
— Найдёшь? Сделаешь для меня? — поглядел на него Рейван.
— Сделаю.
— Тирно, и держи браслеты при себе, пока я не спрошу. А если погибну — продай их. — Рейван опустошил кубок.
9 Верховный ван
Тирно, укрытый шкурой, засопел на скамье. Рейван перемешал горящие угли и тоже лёг. Не успел он отдаться во власть дрёмы, как почувствовал дуновение холодного воздуха и услышал приближение стража.
— Эйнар, — тихо проговорил воин. — Прибыла набульская Владычица и просит встречи с тобой.