«Какое кощунство — лежать полуголой в лапах кзорга, — пронеслось в её голове. — Богиня не простит мне».
Маррей тихо коснулась губами волос Рейвана, а затем осторожно, чтобы не потревожить его, выскользнула из объятий, завернулась в плащ и покинула покои.
В главном зале горели чаши, на столах был погром, и воины спали друг на друге. Но их жёны уже разожгли очаг и готовили пищу к пробуждению мужей. Маррей пожелала помочь, чтобы занять руки делом. Женщины сочувственно глядели на неё, но не заговаривали с ней.
Вскоре воины начали просыпаться и коситься в сторону Владычицы. Она чувствовала, что риссы озлоблены на неё, ведь она жена набульского царя. Очень быстро они позабыли её доброту и расположение к их народу. Рассердившись, Маррей направилась к дверям, но на её пути снова встал страж.
— Да что ж я словно в плену! — воскликнула она. — Мне нужно побыть одной и помолиться.
— Проводи её в пустующий дом, — кивнул страж одному из соратников.
Рейван появился в большом зале очень скоро. Всё тело его — голова, руки, спина — ужасно болело. В животе поселился гадкий зверь с острыми когтями и ворочал внутренности, проталкивая их к горлу.
— Ван Эйнар! — приветствовали его воины кубками. — Наш непобедимый вождь!
Рейван осмотрелся, но не увидел Маррей. Сердце его истошно завыло. Он растолкал Тирно.
— Дай мне то, что хранишь.
Рудокоп отёр глаза на помятом лице и потянулся к поясу.
— Держи, Эйнар, — он нагрузил ладонь Рейвана двумя золотыми браслетами. Украшенные красными драгоценными камнями, они засверкали в свете горящих чаш.
Рейван, не накинув на плечи меха, вышел на двор. Рассвет был ветреным. Чёрные тучи низко клубились над землёй и не сулили ничего хорошего. Прижав руку к ноющему животу, вождь подошёл к стражам.
— Куда направилась Владычица? — спросил он, и они указали ему дом, где накануне омывали тело Корды.
Рейван вошёл в двери и увидел Маррей сидевшей у стола. Он сел напротив и поглядел на неё. В холодных точёных чертах Владычицы, словно в каменном изваянии, застыла печаль. Он подумал, что никогда не видел её счастливой, и очень хотел бы это изменить.
Не говоря ни слова, Рейван положил на стол груз из своей руки.
— Что это? — удивилась Маррей. — Брачные браслеты?
— Да, — ответил Рейван, придвинув их к ней.
— Нет, Рейван. У меня есть муж…
— Я победил твоего мужа. Примерь браслет, Маррей.
Лицо её побледнело сильнее прежнего.
— Рейван… — сглотнула она.
Почувствовав её тревогу, он заволновался. Глаза его заблестели.
— Ты мой свет, Маррей, — прошептал он. — Ты единственное тёплое и чистое, что есть у меня. Будь со мной!
— Быть с тобой — всё равно что ходить зайцу в паре с волком, Рейван… Ты сошёл с ума! Я жрица, а ты кзорг. Мы не можем быть вместе.
Он смерил Маррей непонимающим взглядом и взял за руку.
— Можем, — произнёс Рейван с надеждой. — Я хочу, чтобы ты была рядом. Как прошлой ночью.
Маррей покачала головой и отвела взгляд, отвергая его предложение.
Страх лишиться её оказался сильнее разума и сильнее его любви. Резко поднявшись, Рейван оказался над Владычицей и властно прижал её к себе. Её запах окончательно одурманил его — он впился губами в её шею.
— Мы сможем, — хрипло сказал он.
— Пусти! Я уйду! — выкрикнула она, пытаясь вырваться из его рук.
Волосы Маррей от борьбы спутались и засыпали её лицо. Рейван понял, что поступает недобро, но страх лишиться любимой оказался сильнее желания быть хорошим.
— Пусти меня! — взмолилась она.
Продолжая удерживать Владычицу одной рукой, Рейван стянул с себя ремень и связал им Маррей. Она, сопротивляясь, толкнула ногой стол, и тот с грохотом завалился на бок. Браслеты, лежавшие на нём, глухо покатились по полу.
Рейван грубо посадил Владычицу на скамью.
— Я не дам тебе уйти, — сказал он.
— Ты ужасен! Ты ничем не лучше Вигга! — прошипела Маррей.
Рейван притянул Владычицу за подбородок и облизал ей щёку. В глазах его, налитых кровью, горело безумие, похоть и невозможное одиночество.
Оставив её одну, связанную, Рейван, будто пьяный, сошёл с крыльца. Ноги его путались и не чувствовали под собой тверди. Он ощутил знакомый гул в голове, перед глазами всё поплыло, и он упал в сугроб. Снег под ним окрасился в багровый цвет. Рейвана вновь рвало, но на этот раз чёрной кровью, а из глаз от боли текли кровавые слёзы.
Один из воинов подбежал к нему, а следом приблизились ван Арнульф и Тирно.
— Что с тобой, Эйнар? Владычица отравила тебя? — спросил разъярённый Арнульф, помогая вождю подняться.
— Нет! — прорычал Рейван, оттолкнув Арнульфа. — Позови сюда Тирно.
— Я здесь, — отозвался рудокоп.
— Сторожи её! — Реван схватил его за ворот и притянул к себе. — И отпусти лишь в том случае, если я погибну.
— Понял, Эйнар.
— Где Лютый? Найди его мне, — Рейван сделал шаг в сторону главного дома и вновь зашатался.
Тирно подхватил его, но не удержал, и оба они повалились в снег.
— Лютый ушёл к набулам ещё ночью, — сказал, тяжело дыша, рудокоп. — Он надеется пробраться в их лагерь и вызволить её.
Рейван набрал в рот снега, пожевал его и выплюнул.
***
Воевода ещё издали увидел холм, на котором высился набульский лагерь. Его озаряли отблески костров, горевших за частоколом. Ночь была темна, Лютый подошёл к самым стенам, уверенный, что останется незамеченным.
«Чёрные ублюдки постарались на славу, — подумал он, осторожно ступая вдоль укреплений. — Стен понаставили, твою мать! Если Рейван пойдёт на штурм, то многие тут и останутся».
Лютый искал любую щель, чтобы заглянуть внутрь. Удача никогда не отказывала ему, он верил, что она не подведёт и на этот раз. Но вдруг залаяли собаки и донеслись голоса. Воевода понял, что попался караулу, и вытащил нож.
Разъярённые псы бросились на него и повалили на землю. Острые клыки прокусили меховое одеяние и сомкнулись у него на боку. Он пырнул пса ножом и попытался встать, но набульские стражи налетели на него из темноты. Удар ноги выбил у него нож. Другой удар повалил Лютого в снег. Солдаты тяжело навалились на него сверху, не позволяя встать. Бок пекло от укуса, кровь сочилась по рёбрам под рубашкой, тяжёлый сапог утапливал лицо в сугробе. На спину и голову обрушивались пинки и удары. Лютый заревел от досады.
Его привели в лагерь, связали и посадили рядом с другими пленными. Воевода попытался заговорить, но не узнал своего голоса: он звучал несвязно из-за сломанной челюсти. На его стон никто не отозвался. Покрытые снегом фигуры не шевелились. Все были мертвы, замёрзли. Мороз успокаивал пылающее рассечённое лицо, но ничто не могло унять колотящегося в тревоге сердца. Взгляд Лютого выискивал следы Ингрид. Но не найдя ничего, что указывало бы на её присутствие, он вскоре опустил голову и поник.
Когда небо начало светлеть, Лютый очнулся от шороха и увидел, как мимо него проезжают два всадника. Первый был кзоргом: в доспехе и тяжёлом плаще. На лошади были закреплены тюфяки для дальнего пути. Во втором всаднике воевода узнал Ингрид, и взгляд его загорелся. Он хотел выкрикнуть её имя, дать ей знать, что он здесь, что пришёл за ней. Но потом понял, что своими словами лишь растревожит её и помешает ей уйти.
«Они увозят её — пусть так, — решил Лютый. — Спасайся, Ингрид! Скоро это место станет всем могилой…»
Воевода стиснул зубы и понурил голову.
Косматый конь шагал по белому полю. Нагруженные полозья, которые он тянул за собой, чертили на снегу две борозды. Ван Арнульф шёл во главе скорбного шествия. С ним было трое его соратников.
Скоро показался стан набульского царя. Увидев, что рисское посольство невелико, навстречу им вышли солдаты, а с ними был и один из людей Гутруда, который понимал по-набульски. Набулы углядели на полозьях мёртвое тело воина, покрытое плащом из медвежьих шкур, какие носили вожди. Повсюду на воине была чёрная запёкшаяся кровь: на богатом плаще, на рубахе, на бороде. Заглянув в лицо покойнику, солдаты сморщились. Они узнали его — это был Зверь из Эскелле, Верховный ван Эйнар.