— Нельзя ждать! — воскликнула Ингрид низким голосом, склонившись к Стейнвульфу. — Мы видели, что кзорги ушли на Причастие. Мы должны напасть, пока они не вернулись!
— Они ждут нас, — прошипел Стейнвульф, словно змей. — Каждый день в Нордхейм ввозят продовольствие. На башнях развернули метательные орудия, на стенах чадят масляные котлы. Ворота укрепили, а во рву заточили колья, — Стейнвульф широко развёл руками. — Верно, стоит послушать старых воинов — твоих умных соратников — и не бросать войско в лоб на стены. Или ты считаешь нас глупцами, вождь?
Лютый видел, что Стейнвульф задирает мнимого Эйнара, чтобы он показал себя несдержанным и слабым.
— И плана боя у тебя нет, так ведь, Эйнар? — фыркнул вождь Лидинхейма. — Кого ты отправишь делать мостки через ров под градом стрел? Кому первому прикажешь подниматься по лестницам?
Лютый хмуро поглядел на Ингрид. Ему показалось, что она поникла, съёжилась под нападками старого Волка Стейнвульфа.
— Я пойду впереди всех! — прорычала Ингрид.
— Храбро, — кивнул Стейнвульф.
Он встал, чтобы уйти, но на прощание склонился к Верховному вану.
— Ты так рвёшься в бой, юнец — я был таким же, — прошептал Стейнвульф. — Но если будешь рваться, не обдумав всё до последнего, — не доживёшь до моих лет! И нас всех погубишь!
Вдруг поляну заволокло густым беспросветным туманом так, что даже огонь костра перестал быть виден. Послышалась ругань воинов: кто-то сунул в костёр трухлявое прелое полено, и оно зачадило.
— Я знаю, как нам подойти к стенам Нордхейма! — воскликнула Ингрид в лицо Стейнвульфу. — Дым от прелых поленьев так похож на туман, он спрячет нас! Под его покровом мы подведём воинство. Подождём обоз набулов из Лединга, перехватим его. И когда ублюдки откроют ворота, чтобы ввезти груз, мы ворвёмся внутрь!
Стейнвульф нахмурил брови и почесал в бороде. Гордость мешала ему признать хорошим план молодого вана.
— Ты вождь — тебе решать, — фыркнул Стейнвульф.
Лютый, давно знавший вана Стейнвульфа, понял, что тот доволен. И самому Лютому понравилось, как ловко придумала Волчица — хитрость всегда давала больше шансов на победу.
***
Ночью на смену дождю пришёл снег. В горах это было частым явлением. Ингрид озябла под одеялом из шкур и открыла глаза. Лампа давно потухла, в шатре стояла кромешная тьма. Холод овладел всеми её конечностями, выбираться наружу для поиска одеял совершенно не хотелось.
«Дотерплю до утра», — подумала Ингрид, сжимаясь в комок на походной постели.
Снаружи донеслась брань соратников.
— Лютый, ты испоганил мою кольчугу! — выругался кто-то из воинов. — Иди поблюй снаружи!
— Ничего, почистишь… — несвязно ответил воевода.
— Пойди проветрись, Дэрон! — проворчал сонным голосом Тирно.
— И пойду!
Полы шатра зашуршали. Ингрид услышала, как Лютый с ворчанием выбрался наружу. На какое-то время всё стихло, а потом до Ингрид донёсся звук падения. Она рывком поднялась, невзирая на сковавший тело холод, и выглянула из шатра. Луна в полную силу сияла меж клубящихся туч. Снег засыпал черноту камней и искрился девственной белизной в лунном свете. Ингрид увидела Лютого, недвижимо лежавшего на земле. Он был в одной лишь рубахе, липкой и мокрой, плотно обтянувшей его мощную грудь. Глаза его, устремлённые в черноту небес, блестели, не мигали.
— Дэрон, — прошептала она. — Ты так замёрзнешь.
Воевода не ответил.
Сотрясаемая холодом, Ингрид выбралась наружу и принялась поднимать Лютого за плечи. От воеводы пахло хмелем и рвотой. Он впервые предстал перед Ингрид столь уязвимым и немощным, но это не оттолкнуло её, а наоборот, разбудило трепетное желание позаботиться о ближайшем соратнике отца.
— Вставай же, идём! — прорычала она с натугой, поднимая его.
Воевода неразборчиво бурчал, но не сопротивлялся. Ингрид увела его в свой шатёр и положила на шкуры рядом с собой.
Лютый чуть слышно стонал, прижав руки к груди, и от дрожи одеяло беспрестанно сползало с его плеч. Ингрид старалась натянуть шкуру на его мокрые одежды, но вскоре устала бороться и накрыла Лютого рукой, сжимая в кулаке одеяло. Вскоре дыхание воеводы выровнялось, он уснул. Ингрид разомкнула ладонь, выпустив одеяло, и ощутила под пальцами крепкие мышцы.
«Наверное, женщины тоже так обнимали его, когда он их любил», — подумалось ей вдруг.
Она решила убрать руку, но отнимала её не спеша, различая каждый бугорок, каждый мускул на его теле. Одурманенная тяготами похода и холодом ночи, Ингрид подумала, что, наверное, в ней есть что-то женское, раз ей так хочется узнать, что такое мужчина.
***
Разведчики принесли весть, что набульский обоз с продовольствием показался в долине. Риссы принялись готовиться к сражению: облачаться в доспехи и разводить костры из трухлявых поленьев.
Воины надевали броню в невесёлом молчании. Над лагерем разносились лишь шуршание кожи и лязг железа. Лютый не ощущал того подъёма духа и предвкушения схватки, какие обычно были присущи ему перед сражением. Он бросил взгляд на Ингрид. Она подняла кольчугу со скамьи и отправилась к своему шатру. Поступь её была неуверенной, и Лютый понял, что Ингрид едва ли сама сумеет облачиться в броню.
— Я помогу тебе, — сказал он, нагнав её скорым шагом.
— Думаешь, не справлюсь?
— Справишься, руки у тебя крепкие.
— Ты не спал! — смутилась она. — Зачем тогда предлагаешь помощь?
Лютый промолчал. Они вошли в шатёр, и Ингрид впервые сняла шлем при галинорце. Лютый увидел, как осунулось и повзрослело её лицо. Багровый шрам пересекал лоб и левую щёку. Вид его вызвал у воеводы и гордость, и печаль, всё вместе.
Ингрид, заметив его задумчивость, нахохлилась, но Лютый, наоборот, обрадовался, что, наконец, может вновь поглядеть на её скривившиеся в недовольстве губы и маленькие сердитые морщинки на переносице. Живот наполнился теплом от осознания, что он скучал по лицу этой девочки.
Ингрид скинула плащ и оказалась перед соратником в одной рубашке. Лютый понял, что это не широкие грудные мышцы делали её фигуру такой ладной и мужественной, а женские груди, торчавшие высоко, молодые и никому пока не предназначенные.
Он опустил глаза и задавил неуместные мысли. Она была дочерью его близкого друга. Она сама годилась ему в дочери.
Ингрид передёрнула плечами от прохлады.
— Замёрзла? — фыркнул Лютый.
— Вот ещё! — буркнула она в ответ, взяв кожаную поддёву.
Воевода перехватил поддёву из рук Волчицы и поднял у неё над головой, помогая облачиться.
— Ничего! Скоро тебе будет жарко! — усмехнулся он, принявшись затягивать ремешки.
Поверх кожаного поддоспешника Ингрид надела блестящую кольчугу. Лютый закрепил её широким поясом, встав спереди, застегнул пряжку и несколько раз обмотал вокруг неё длинный конец ремня.
— Ослабь немного, — сказала Ингрид, поджав губы.
Лютый видел, что она глядит на его загорелые руки, ловко управляющиеся со шнуровкой. Её тёплое дыхание упало ему на кожу, и он вдруг почувствовал, что может обрести здесь, среди каменных склонов, беспощадного ветра, дождей и прочих лишений, приют для своего сердца.
«Завтра мы можем быть уже мертвы. Жизнь хрупкая, и нужно её жить сейчас», — подумал воевода, склонил голову и, не удержавшись, поцеловал Ингрид, а она, неумелая, смутилась, даже не раскрыла губ и покраснела.
— Девочка ты ещё совсем, — прошептал Лютый, погладив её по щеке. — Будь осторожна в битве. Не заходи вперёд меня, а лучше держись прямо за спиной.
Ингрид замерла в нерешительности. Слова воеводы принижали её положение вождя, но она не желала возражать, чтобы не лишиться хрупкого проявления его нежности.
— Выступаем! — скомандовала Ингрид, выйдя из шатра.
Дым от чадивших поленьев уже стоял плотной стеной вокруг рисского воинства. Ветер погнал белую пелену по склонам. Воины, крадучись под её покровом, двинулись к Нордхейму.