***
К вечеру в храм прибыл Ульвар и застал Верховного вана сидевшим возле колыбели, в которой спал завёрнутый в шкуры младенец. Рядом у стола сидели ещё дети, и молодая жрица раскладывала им кашу и лепёшки по мискам.
— Вождь, — тихо проговорил Ульвар, приблизившись к Рейвану. — К воинству наместников присоединились царские знамёна. Царь Крин пришёл!
— Сам явился ко мне! — гневно блеснули глаза Рейвана.
— Он хочет переговоров. Он ждёт тебя.
Рейван поднялся и поискал глазами пояс с ножнами. От усталости он не помнил, где его оставил. Ульвар увидел меч на скамье и подал ему.
— Переговоров на войне не существует, запомни, Ульвар, — сказал Рейван. — Все переговоры — это оттягивание времени для улучшения своего положения или ожидания подкрепления.
Молодой воин с пониманием кивнул.
Младенец в колыбели закряхтел, и Рейван, подойдя, взглянул на него. Дух покровительства и отцовства разрастался в нём при виде беззащитного и нуждающегося существа.
— Сейчас, Эйнар Младший, и тебе достанется, — проговорила Кендра, взяв младенца на руки.
Рейван поглядел на неё и нахмурился.
— Кендра, — сказал он. — Я оставлю сына Ингрид с тобой. Береги его, прошу. Я отблагодарю тебя. Я дам тебе столько золота, сколько будет веса в мальчишке, когда я за ним вернусь.
Рейван склонился и на прощание поцеловал ребёнка в лоб, а жрице — руку.
— Лучше не проливай больше крови, — сказала она ему вслед. — Или эта цена слишком высока для тебя?
Он не ответил. Вспомнив просьбу матери не идти против Крина, Рейван почувствовал, как всё в нём закипело. Он пришёл в эти земли с воинством, чтобы стать победителем. Гордость не позволяла ему отступиться.
Когда Рейван прибыл к рисскому стану, закат кровавой полосой полыхал на западе, пронзая редкий лес багровыми лучами.
— Завтра прольётся кровь, — сказал ван Стейнвульф, поравнявшись с вождём. — Такие закаты — всегда к кровопролитию.
Рейван молча шёл мимо шатров, осматривая лагерь. Воины чистили кольчуги и точили оружие. Завидев Верховного вана, они поднимались и кланялись в знак приветствия.
— Я приказал готовиться к битве, — произнёс Стейнвульф.
— Ты правильно сделал.
Они прошли ещё мимо нескольких пологов.
— Я слышал, Ингрид мертва… — нарушил молчание Стейнвульф.
Рейван остановился.
— Завтра, — сказал Верховный ван низким голосом. — Переломаем кости набулам и отомстим за всё.
— Битва принесёт смерть многим из нас. Ты и сам не бессмертен. Решил ли, кого сделаешь наследником?
— Стенвульф, — произнёс Рейван, немного помолчав. — Твой сын Ульвар — достойный сын.
Вождь Лидинхейма прищурился, заглянув Рейвану в глаза, и кивнул.
— Но я решил, что после меня будет наследовать сын Ингрид из клана волков Нордхейма, — сказал Рейван. — Его имя Эйнар Младший.
Ван Стейнвульф провёл рукой по бороде и, раздув щёки, дунул.
— Внук Ингвара! Что же, я рад.
— Клянись защитить его, если я умру прежде, чем сумею его воспитать.
— Клянусь, — кольца в бороде вана зазвенели.
Из ближайшего шатра показалась Тора. Увидев Рейвана, она сдвинула брови и попятилась от него.
— Что это она? — фыркнул Стейнвульф.
— Она ухаживала за мной, когда я был ранен, а теперь боится меня, потому что видит во мне чудовище, как и все остальные, — ответил Рейван. — Тора, подожди! — он двинулся за ней.
— Чего тебе, ван Эйнар?
Рейван склонил перед ней голову. Изнутри просились слова благодарности, но он не мог смирить гордость.
— Я не хотел напугать тебя тогда, — выдавил он.
Взгляд старой женщины остался холоден, как камень. Рейван понимал, почему. Завтра её муж и единственный сын пойдут в битву. И, возможно, эта битва станет повторением Лединга.
Ночью, когда все разошлись спать, Рейван остался один у костра.
— Я долго этого ждал, — прошептал он, подложив в огонь новую ветку и глядя на то, как пламя пожирает её. — Я долго служил богу по имени Причастие, я никогда не имел свободы. Завтра я смогу получить власть над Белым садом! Я смогу получить Маррей! — Рейван сжал челюсти. — Но мне придётся убить брата…
— Тогда выйдет, что Циндер зря тебя простил, — отозвался Тирно. — И зря многие за тебя сложили головы…
— Я думал, ты спишь.
— Ты разбудил меня своим ворчанием, — Тирно сел и поглядел сквозь языки пламени на Рейвана.
— Циндер защищал меня, подобно отцу, а я его предал, — Рейван запустил пальцы в волосы.
— Ты считал свой выбор правильным. Какой выбор ты посчитаешь правильным теперь?
Бледный рассвет застал Рейвана у потухшего костра. Он удивился тому, что не помнил, как уснул. Тело ныло от усталости и ушибов. Болела челюсть, и глаз по-прежнему был слеп. Рейван распахнул одеяла, и первое, что увидел, — свой меч.
«Крин…» — вспомнил он, коснувшись рукояти клинка. Волна гнева натянула жилы — и дрёма окончательно развеялась.
Ульвар принёс воды, чтобы умыться. Рейван поглядел на себя в отражении. Борода его была засалена и топорщилась во все стороны, пряди выбивались из косы. Он провёл языком по десне справа, там, где не было зубов, и поглядел себе в глаза — холодные и жестокие. Ему самому стало страшно встретиться с таким человеком, каким он являлся.
Натягивая кожаный поддоспешник, Рейван увидел на рубашке пятна крови Ингрид и вспомнил о ребёнке, что ждал его в храме. Тепло вошло ему в сердце, но отрадные мысли прервали рожки, протрубившие сбор.
***
Маррей вошла в покои, где ждал её Крин. Он стоял у высокого, обитого золотом ложа. Его камзол лежал на спинке кресла. Взгляд Крина был ласков и добр. Длинная шёлковая рубаха очерчивала его широкие плечи, а из ворота выглядывали волоски. Маррей перевела взгляд на меч, что висел в ножнах рядом с камзолом.
— Давно ты избрал путь воина? — спросила она. — Ты ведь никогда не хотел брать оружие в руки.
— Не я избрал этот путь, — ответил молодой царь. — Кзорги идут, чтобы покорить нас, я должен защитить людей, должен защитить тебя.
— Кровопролитием.
— Я всеми силами постараюсь не допустить этого. Но если меня вынудят, то придётся, — вздохнул Крин.
Он наполнил вином кубки и протянул один из них Маррей. Она горько улыбнулась от того, что человек, который должен был в эту ночь стать ей мужем, был так похож на Рейвана.
Крин обнял Владычицу, и на его рубашке остались мокрые следы от её слёз.
— Ты не желаешь исполнить предназначение? — произнёс он, поглядев ей в глаза.
— Желаю… — ответила Маррей, но в её голосе не было твёрдости.
Крин сел на постель, сжав кубок.
— Тогда почему ты так грустна?
— Внутри меня звучит голос истины, которую я давно знаю. Но я делаю вид, что ничего не слышу. — Владычица сделала глоток вина и горько усмехнулась. Вино разгорячило её кровь и сделало откровенной. — Я боюсь признаться, потому что Богиня не простит мне.
— Простит… — ответил Крин.
Маррей не ожидала подобного ответа и пристально поглядела на него.
— А ты простишь?
— И я прощу, — ласково улыбнулся молодой царь.
Владычица отставила кубок и подошла к нему, заключив колючее лицо в ладони.
— Так прощай же!
Крин медленно обвёл глазами фигуру Маррей, и его взгляд застыл на её лице.
— Прощаю, — сказал он. — Иди скорее, пока не передумал.
Стоя на вершине холма в одиночестве, молодой царь глядел на то, как Верховный ван, покинув ряды своих соратников, приближался к нему по молодой траве. Солнце заблистало на металле его кольчуги и эфесе меча. Крин отёр руки о полы своего белого камзола и поправил золотой обруч на голове. Никакого оружия он при себе не имел.
«Никто меня не спасёт, если он решит меня убить, даже если при мне будет десяток клинков», — сказал Крин своим военным вождям, вступая на этот холм.
И теперь Крину захотелось обернуться к ним, стоявшим в полусотне шагов за спиной, чтобы не чувствовать себя таким ничтожным перед лицом, возможно, главного события в своей жизни.