— Что у вас было? — в лоб спрашивает Лагранж. Он в некоторой степени даже боялся ответа на этот вопрос. Там могло быть то, что окончательно и бесповоротно направит крепкую дружбу их компании к логическому завершению. Если, конечно, правда вскроется.
— Все. — коротко и лаконично отвечает Давид, пожимая плечами. — Абсолютно все, что ты только можешь себе представить, брат. Но она сказала, что она любит Костомарова. И все тут. Ничего не попишешь.
— И слава Богу. Слушай, давай вот чтобы это все не вскрылось, ладно? Ты представь, что будет, если Руслан узнает? Ты вообще соображаешь, чем это может закончится, Давид? — нахмурился светловолосый, внимательно посмотрев на друга и сделав небольшой глоток напитка, чуть поморщившись от неприятного ощущения в горле. — Просто представь на мгновение, что он вас застукал. Ты потеряешь друга, мы все потеряем друга. Он же замкнется и все, пиши пропало. Я тебя прошу, не дури. Вокруг тебя столько всех!
— Да не нужны мне все! — злится адыгеец, едва ли не подскочив от вихря захлестнувших его эмоций, а после, прожигая злым взглядом Лагранжа, он внимательно уставился на него. — Мне нужна только она, и сегодня я понял это как никогда точно! Твою мать, лучше бы не понимал!
Месхи откидывается на спинку кожаного дивана, а после прикрыл глаза, переводя дыхание и понимая, что Алекс тут вообще не причем, и он лишь пытается урегулировать сложившуюся между ними ситуацию. И эта самая ситуация была явно не из красивых, а наоборот, такая, про которую можно снимать какой-то дешевый роман. Еще немного и Давида просто разорвут эмоции — и вот тогда это будет самый настоящий вулкан. И Лагранж тоже знал, Давиду ни в коем случае нельзя взорваться, потому что тогда погибнет все — дружба, любовь, их взаимоотношения с остальными ребятами, произойдет серьезный раскол, а им бы этого не хотелось. Они ведь действительно со школы вместе, и до сих пор идут нога в ногу.
— Тебе хорошо, ты Лерку нашел и счастливый, и не нужно тебе больше в жизни ничего! — продолжает злиться Месхи, на что Алекс тоже дергается. Видно, что еще чуть-чуть и эмоциональный океан Алекса точно также выйдет из берегов.
— Тему закрыли. — сразу же обрубает его Лагранж, качая головой и тяжело выдыхая. Потому что и для него это все было непросто, но в одном Давид был прав — Лерка была самым ценным, что было в его жизни.
Брюнет бурчит еще что-то нечленораздельное и его правда сложно было понять, что он там мычит, мяукает или сразу все вместе, поэтому Лагранж лишь в очередной раз закатывает глаза, раздраженно стукнув его в плечо.
— Я пошел. У меня еще дела. — важно заявляет Месхи, благополучно вспоминая о том, что именно сегодня они еще должны были встретиться с Ксюшей и, вообще, ему очень нужно ехать срочно. Адреса он не называл, и почему-то Лагранж лишь усмехнулся этому факту — Давид или не знает, куда ему ехать, либо будет придумывать по дороге, но блондин решил не вдаваться в подробности. Месхи, конечно, его друг, но он тоже уже взрослый мальчик и должен понимать, что он делает и к чему это может привести.
Лекс рассчитывается за напитки их обоих и устало пожимает плечами, потянув того к выходу, забрав в гардеробе его куртку и вручив прямо ему в руки. Адыгеец был уже в чуть более адекватном состоянии, чем когда Лекс только пришел, и это не могло не радовать. Значит, что он может спокойно отпустить друга туда, куда ему надо и тоже пойти восвояси.
— Давай, у меня тоже еще дела. — спокойно отмахивается от него Алекс, а после тяжело выдыхает и пожимает плечами. — Увидимся тогда завтра на парах, да? Точно сам нормально доберешься завтра?
У Лагранжа не сильно тряслись руки, и он изо всех сил пытался унять эту дрожь. Он, нервно облизав пересохшие губы, захлопнул дверь такси, куда сел Месхи, и сам направился в неопределенную сторону, вдоль по проспекту, ближе к дому. Хотелось немного проветриться и подышать свежим воздухом. Казалось, что этот мерзкий запах одеколона из «Квадрата» уже просто въелся ему в легкие, и хотелось от этого поскорее избавиться.
<center>***</center>
Если Месхи и Лагранж пили в клубе, то у девочек сегодня была совершенно другая миссия, причем, кажется, в разы важнее, чем просто сотрясания воздуха ничего не меняющими диалогами. Они ведь действительно даже не собирались ничего менять — Месхи так точно. Как бы он ни говорил, что Руслан ему важен и он его друг, от Ксюши брюнет даже не планировал отставать. Так что, кроме как пустой болтовней, по-другому их диалог с Алексом очень сложно назвать.
Так вот, миссия трех милейших созданий в квартире Яны Гончаровой была действительно очень серьезной и важной для них всех. Ну, для Лерки, пожалуй, важнее всего, потому что в каком-то роде сегодня решалась ее судьба, прямо здесь и сейчас. Царева сразу же решила поделиться всем этим с подругами, Алекса дома не было, и переживать это одной было немного страшно. У нее даже сейчас, пока она была в ванне, немного тряслись руки от страха и неуверенности.
— Лер, ты скоро? — в очередной раз стучится в ванную комнату Яна, которая уже устала нарезать круги вокруг двери из темного дерева. Она бы, может быть, и вошла, но Лерка закрылась изнутри и сделать это было сложно. А ожидание было действительно томительным — еще бы. Решается сейчас едва ли не судьба человека.
А Царева сейчас сидела на краю ванны, внимательно разглядывая небольшую продолговатую белую полоску у себя в руке, на которой красовались также еще две черточки, вот только уже красного цвета. Она вообще никак не реагировала на Янины слова, на Ксюшины, что также сидела под дверью и ждала. Она молчала и просто переваривала информацию, потому что пока не представляла, как ей в дальнейшем себя вести. Сейчас это было так неожиданно, так странно, как снег на голову. Казалось еще и жутко не вовремя — им же совсем немного осталось доучиться, почему именно сейчас? Но с другой стороны, она была рада. Искренне рада, потому что этот малыш — их с Лексом солнышко. Это ребенок от того человека, которого она любит больше всего на свете и за которого отдаст последнюю рубашку.
— Лер? — еще раз зовет ее Ксюша, выдохнув. Это для них с Яной было даже как-то ответственно. Сейчас по-настоящему решалась судьба человека, даже больше — трех человек, а они были свидетелями всему происходящему. — Ты хоть скажи, что там?
Дверь, наконец-то, открывается. Тест уже, благополучно, выброшен в мусорку, а Царева, без капли негативных эмоций на лице, выходит к девчонкам и крепко первой обнимая Яну, притягивая к себе подругу, а после потянувшись и за Ксюшей. У нее все еще была небольшая внутренняя дрожь, но все сейчас казалось таким правильным, и Лера даже поймала себя на мысли сейчас, что если бы ее опасения насчет беременности оказались ложными, она бы даже расстроилась. Но получилось все настолько радужно, насколько только можно было себе представить. И больше ничего ей вообще от жизни не было надо, как бы сейчас это банально, просто или глупо не звучало. Если человек любит, и любит по-настоящему, эта любовь заполняет все. Она несет в себе огромный свет, который живет в человеке на протяжении всей жизни. Он может потухнуть, может разгореться сильнее, но исчезнуть — никогда.
— Положительный. — с трудом выговаривает девушка, потому что у нее до сих пор от восторга пережимает голос, ей хочется просто визжать от счастья и удовольствия. Сейчас в ее сердечке даже не было тех минутных сомнений, которые были просто слабостью и в легкой степени малодушием. Благо, Лера сейчас смогла через это перешагнуть, и сейчас ощутить счастье в полной мере.
— И?.. — недоуменно спрашивает Яна. Кажется, рыжеволосая не разделяет особенного энтузиазма своей подруги и сейчас даже не знала, как ее лучше поддержать. Да и решение, по мнению Гончаровой, было принято слишком уж поспешно. Рожать, в двадцать лет, да еще и от Лагранжа? Сейчас ей казалось, что ее подруга просто сошла с ума. А может, это все гормоны так действуют?