— Извините, я не знаю, как к вам обращаться, но к нам поступила ваша дочь, вам необходимо срочно приехать в центральную больницу. Может понадобиться ваша помощь. Операция уже идет, поторопитесь. — спокойный, абсолютно размеренным голосом, говорит девушка, так, словно она сейчас рассказывает про погоду, а не о том, что у Татьяны Львовны дочь при смерти.
— Я скоро буду. — сипло отвечает ей женщина, вздыхая и быстро сбрасывая звонок. Она вылетела — в чем была. В домашних спортивных штанах, старой футболке, времени на то, чтобы переодеваться у нее не было и как-то вообще не до этого. В голове билась одна единственная мысль — «только бы Яна осталась жива». Больше женщина ни о чем думать не могла.
Во дворе стояла их припаркованная машина, и Татьяна Львовна решительно направилась к ней, вытаскивая дрожащими руками ключи из сумки — благо, она дома не успела их выложить, а то точно забыла бы взять. Все было как в тумане — женщина садится за руль, заводит машину, и она тут же срывается с места, едва рыжеволосая прикоснулась к педали газа, одной ногой буквально вдавив ее в пол.
Параллельно, очень нервно она доставала из своей сумки телефон, для того, чтобы набрать Максима. Он должен знать, да и Яне, безусловно, нужна была его поддержка.
— Максим! — женщина едва ли не срывается на крик, когда Новиков после нескольких гудков берет трубку. — Срочно, приезжай в больницу! Там Яна!
— Что? — переспрашивает Макс, явно еще не проснувшийся. Молодой человек пришел после тренировки домой и сразу же завалился отдыхать. Честно сказать, с Яной у них действительно были сейчас напряженные отношения, Макс не хотел звонить, чтобы после они поссорились. Но, видно, зря, и совесть его мгновенно за это уколола.
— Я не знаю, мне ничего не объяснили, Максим! — воскликнула женщина. — Она вышла в магазин, ее не было какое-то время, а теперь мне позвонили и сообщили о том, что она в больнице! Господи, я не представляю, что случилось! Она в центральной, приезжай.
Макс шумно выдыхает в трубку, пытаясь переварить ту информацию, которую только что услышал, и понять, что здесь к чему. Она вышла в магазин, вечером, ее долго не было… Все вставало на свои места, и он уже догадывался, почему сейчас девушка в больнице. И слава Богу, что в больнице, а не в морге. Он собирается также быстро, хватает машину отца и оказывается у центральной больницы даже быстрее, чем сама Татьяна Львовна. Они встречаются в дверях. Кажется, это путешествие до места назначения заняло всего минут десять, не больше, но им казалось просто вечностью. Машина тащилась будто бы со скоростью улитки.
Они вдвоем вбежали в приемный покой, и медсестра, что сидела за регистратурой, сразу же поняла, кто это и к кому — других пострадавших в течении последнего часа к ним не поступало.
— Ожидайте. Идет операция. Врач выйдет и все расскажет. — твердо говорит женщина, не давая вставить даже слово перепуганным родственникам, и сама устало выдыхает. Это сложно — в целом говорить о подобных вещах не просто, но на то они и врачи, чтобы оставлять все эмоции за дверью приемного покоя.
Максим помогает Татьяне Львовне дойти до скамеек, что стояли неподалеку от стойки регистратуры, и усаживает ее, крепко обняв и пытаясь поддержать. Он и сам испытывал целый спектр ужасных чувств — страх, стыд, осознание, и ему не хотелось даже представлять то, что сейчас испытывает женщина, понимая, что ее дочь на волосок от гибели и вот-вот может умереть прямо на операционном столе.
— Я принесу вам водички. — тихо говорит парень, вымученно улыбнувшись женщине, и направившись к той самой медсестре, тяжело вздохнув.
Его ноги будто бы налились свинцом. Максим не хотел знать правду — он не хотел спрашивать о том, что произошло с Яной, но где-то глубоко внутри уже знал ответ. На нее напали. Причем напал тот, кому она отправила записку, но Новиков просто обязан был уточнить этот факт.
— Что произошло?
— Ее привезли с двумя ножевыми ранениями. — тихо и как-то сочувствующе произносит медсестра. — Врачи делают все возможное, извините, мне нужно работать.
Максим шумно выдыхает, прикрыв глаза и пытается сдержать эмоции от того, чтобы не начать сбивать костяшки пальцев о стену от безмолвной ярости. Как же ему было страшно и стыдно перед Яной за то, что он просто ей не поверил. А ведь если бы Макс сделал все, как нужно — принял во внимание ее слова, помог бы с записками, тоже бы что-то придумал — ничего этого бы не случилось. И если бы он был рядом с Яной… К сожалению, история не знает сослагательного наклонения и время уже не повернуть вспять. Случилось то, что случилось, и сейчас Максим никак не сможет это исправить — только своей надеждой, верой, любовью и молитвами. А больше никак.
В дрожащих руках он приносит воды Татьяне Львовне, а после отправился на улицу — ему просто необходимо было покурить, немного подышать свежим воздухом и постараться успокоиться. Все-таки Новиков понимал, что сейчас он единственная поддержка для матери Яны, на которой и вовсе лица не было после всего произошедшего, она словно стала мумией — такой же белой, не шевелящейся и смотрящей в одну точку. Казалось, что женщина едва дышала.
Ожидание было очень томительным, а минуты были словно вечностью — они тянулись, как противная жвачка, которую невозможно было оторвать от пальцев. Сил ждать уже тоже не было, Татьяна Львовна все время задавалась вопросом о том, почему же так долго, а Макс просто молчал и в голове у себя молил всех Богов о том, чтобы его Яна не умерла. Он уже поклялся про себя всегда ей верить, ни с чем не спорить, соглашаться, носить на руках, провожать до дома — что угодно, лишь бы она была рядом и жива. Потерять девушку для него было бы просто невыносимо — равносильно тому, чтобы умереть самому.
Наконец, дверь открывается и оттуда выходит уставший врач. Он выглядит понуро, устало, как-то серо — просто сливается с этой больничной стеной. Максим, увидев врача, сразу же приготовился к худшему и уже крепко сжал руку Татьяны Львовны. Казалось, еще чуть-чуть, и парень просто перестанет дышать, он уже словно забыл, как нужно это делать.
— Ну что? — хрипло спрашивает Макс, выжидающе смотря на врача, еще крепче сжимая руку женщины. Она в ответ, также крепко, сжимала его. Даже слишком.
— Жить будет. — тяжело вздыхает врач, присаживаясь возле них на скамейку. Мужчина был уже в возрасте и явно операции давались ему достаточно тяжело, тем более длительные. Но врачом он был заслуженным, поэтому все прошло более чем успешно. — Но она в реанимации. Без сознания. И сколько это еще будет продолжаться — неизвестно. Мы боимся, что ее состояние может ухудшиться, и девочка впадет в кому. Вы держитесь, главное.
Мужчина поднимается, сочувствующе сжав плечо уже плачущей женщины, и вздохнул.
— К ней нельзя. И можно будет не скоро. Вы звоните, узнавайте, но вам не стоит здесь сидеть. Поезжайте, попробуйте поспать. Оставьте свой номер в регистратуре — если будут какие-то изменения, вам обязательно позвонят.
Максим кивает. Для него сейчас все словно в тумане, в ушах звенело, он как-то на автомате написал номер на листке бумаги и протянул медсестре.
— Татьяна Львовна, вы правда поезжайте домой. А я останусь, немного побуду здесь, все узнаю. Может, ей станет легче, и я вам обязательно позвоню. На вас лица нет. — тихо говорит он, вызывая женщине такси. За рулем он ее в таком состоянии точно не отпустит, не хватало им, чтобы в больнице сегодня оказался еще один человек. А у самого Новикова подкашивались ноги, и не только от страха за любимую — но и за осознание того, что один из его друзей — тот самый маньяк.