Максим, на самом деле, пусть и дружил с Костомаровым с самого детства, но никогда раньше не видел его в таком состоянии. Руслан ведь олицетворял собой спокойствие — выдержанный, добрый, очень милосердный и настоящий. А сейчас, Новиков видел его, когда он выходил — еще чуть-чуть и парня бы просто разорвало от всех испытываемых чувств, и причем не самых положительных. Поэтому, когда Ксюша залетела в квартиру обратно, он ни на секунду не сомневался, что зеленоглазый может просто взять и поехать убивать.
— И заварила же ты кашу. — раздраженно выдыхает Новиков, заводя машину и выезжая со двора. Почему в последние дни у них действительно все идет настолько мерзко, что хочется лечь и просто забыться? Почему все то, что они строили много лет, вся их дружба, просто разваливается по щелчку пальцев? И самый главный вопрос — почему это происходит именно с ними? Возможно, Максим слегка идеализировал их дружбу, саму их компанию, но он был уверен в том, что они будут дружить вечно. И как приговором нависало осознание того, что не будут. Что это все. Это конец всему.
А Руслан действительно ехал прямиком к Давиду — так быстро, пролетая все красные, чувствуя, как теперь волной поднимается ненависть. Он чувствовал себя преданным не только любимой девушкой, но теперь и лучшим другом. Честно — Костомаров ни на секунду не сомневался, что инициатором всего, их связи, был Месхи. Он так этого хотел, буквально жаждал. Рус где-то в душе понимал, что он мог надавить на Ксюшу, шантажировать, но почему она ему ничего не сказала? Или же, Руслан просто не мог принять то, что его предали. Дело не в шантаже и угрозах, а в том, что его Сенечка сама этого хотела. Все-таки ему пора прекращать идеализировать всё в своей голове — она оказалась такой же, как и все. Не особенной, как парень думал изначально, а обычной, и сейчас она была последней, кого бы он хотел видеть. Ну еще, конечно же, Давида, но с ним ему еще предстояло разобраться.
Руслан паркует машину и по ступенькам буквально взлетает вверх, на пятый этаж, даже не заметив, как он пролетел эти несколько пролетов, сделав как будто бы всего несколько шагов. В дверь парень звонит очень настойчиво, не отнимая указательного пальца от звонка ровно до того момента, пока он не услышал чьи-то шаги в коридоре. И он очень надеялся на то, что Давида. Месхи все-таки открывает дверь — он еще сонный, в одних боксерах, явно только что вылез из кровати, и Костомаров его просто разбудил.
— Рус? Тебе чего? — удивленно спрашивает адыгеец, недоуменно нахмурив брови и пристально уставившись на юношу, сонно поеживаясь. По коже бежали мурашки — под одеялом все-таки было теплее.
— А ничего. — внезапно бросает Руслан, а потом без лишних слов размахивается и изо всех сил ударяя того прямо в нос.
Давида это просто шокирует, и он не смог устоять на ногах — юноша отшатывается от него, придерживаясь за косяк и пытаясь немного прийти в себя, потому что даже в ушах зазвенело от боли в сломанном носу. Был и правда слышен хруст — приятного мало. Костомаров не дает ему ни слова сказать. Он молча ногой прикрывает входную дверь, подходя к Давиду и толкая того. Честно, от неожиданности Месхи просто впал в ступор — он не мог понять, что происходит в целом и как-то непроизвольно начинает отталкивать от себя Руса, ударяя того в ответ, но сейчас Костомаров был больше похож на асфальтоукладчик нежели просто на парня. Удары сыпаться не прекращают, Костомаров не собирается останавливаться, у него у самого уже сбиты костяшки на пальцах, а у Давида разбито абсолютно все лицо — разбита губа, скулы, сломан нос, под глазом гематома, и это напрочь отбило у него любую возможность к сопротивлению. Несмотря на то, что Месхи сам по себе был мощным парнем — он не смог сориентироваться сейчас, да и Руслан пер, как танк, подгребая под собой все.
Когда в квартиру поднялись Ксюша с Максимом, картина была уже во всей своей природной красе — Костомаров склонился над Месхи, продолжая наносить удары. Максим подскакивает к нему сразу же, оттаскивая разъяренного друга от лежащего оппонента, которому, кажется, уже даже тяжело дышать было от наносимых ударов и боли. Лицо было в крови, но он был в сознании и даже отчетливо понимал все, что происходит. И, увидев Ксюшу, лишь усмехнулся ей. Все ясно. Неужели она все-таки наконец рассказала все Костомарову или ее просто вынудили это сделать? Слишком много вопросов, а ясности никакой. Как и всегда в последнее время.
— Рус, успокойся. Пошли отсюда к чертовой матери. — Макс встряхивает его за плечи, вынуждая посмотреть на себя. Новикова вообще буквально обложили со всех сторон — любимая девушка в реанимации, лучший друг, кажется, на грани самоубийства, а второй друг маньяк. Было так плохо, что хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Наверное, именно это состояние может называться истерикой. Но Максим держался. У него есть ради кого держаться.
Рус молча кивает ему и первым направляется к выходу из квартиры, в последний раз задержав свой взгляд на Ксюше. Буквально на несколько секунд. А потом парень усмехнулся, так грустно и презрительно одновременно, что у Орловой по спине снова побежали мурашки. В какой-то степени Костомаров начинал корить и себя — если бы он делал все правильно, наверное, этого бы не случилось, но понять, что именно было не так — Рус не мог.
— Посмотри на меня. Чего тебе не хватало? — тихо спрашивает он, глядя прямо в ее темные глаза, продолжая все также усмехаться.
— Всего хватало. — тихо произносит девушка, понимая, что ответить все равно что-то нужно. Ей всего хватало, искренне и честно хватало. Тяжело представить, как внутри она корила себя. Сейчас у нее было просто стойкое ощущение того, что она навсегда потеряла свое счастье. Она ведь слышала о Месхи все и раньше, но почему повелась на его уловки и манипуляции не понимала. А Костомаров теперь уходит. И уходит навсегда.
За Русом и Максом закрывается дверь, и у Орловой чувство, как будто бы это сейчас ее дверь в дальнейшее счастливое будущее, и она захлопнулась прямо перед ее носом. И исключительно по вине самой Ксюши — она, может быть, и хотела бы переложить ответственность на того же самого Давида, но девушка отчетливо понимала, что сама позволила ему. Но принимать это не хотела, по крайней мере сейчас.
— Где у тебя аптечка? — тихо спрашивает девушка, вздохнув и закрывая дверь на замок, прикрывая глаза на мгновение, а потом разворачиваясь к окровавленному парню.
— На кухне. — отвечает он.
Ксения решительно направляется на кухню, и удача улыбается ей — она находит лекарства в первом же верхнем шкафчике. Она достает оттуда вату, перекись, чтобы обработать ему раны на лице, а потом оборачивается и снова направляется к парню, который уже поднялся и пересел на диван. Радовало, что дома вообще не было родителей и уж тем более младшего брата — не очень бы хотелось, чтобы они застали эту картину в самом разгаре.
Орлова аккуратно смачивает вату в перекиси, а потом осторожно, трясущейся рукой начинает вытирать парню кровь. К горлу подступает тошнота, в этом мало приятного, тем более — после такого стресса.
— Ну чего ты дрожишь то? — тихо спрашивает Месхи, внимательно посмотрев на девушку, осторожно приобнимая ее за талию и притягивая к себе. — Все закончилось.
Ксюша опускает руку, прикусывает нижнюю губу, а после чувствует, как по щекам начинают течь обжигающе горячие слезы. Она всхлипывает, громко и очень отчаянно, ее грудь сотрясают рыдания, и внезапно девушка размахивается и резко ударяет Месхи по его и без того разбитой щеке.
— Это ты во всем виноват! Ты! — кричит она, взглянув ему прямо в глаза. В ее взгляде буквально плескалось отчаяние и боль от расставания, от сложившейся ситуации в целом. Понемногу наступало осознание, и Ксюша, наконец, пришла в себя. Наконец-то наружу прорывались настоящие эмоции, то, что она чувствовала.
— Иди сюда. Все будет нормально. Я тебя люблю. — тихо выдыхает Давид, ласково и немного неловко поглаживая девушку по темным волосам, устало вздыхая.