На самом деле, Лера была уверена в том, что если она сейчас зайдет в ту комнату, и сама начнет копаться в вещах молодого человека, ее сердце просто не выдержит. Низ живота уже неприятно тянуло, но она старалась не обращать на это внимания, потому что ей нужно быть собранной, сильной, и держать все под контролем.
— Он не умер, он здоров, это не конец света.
Валерия не может понять, кого она больше убеждает, себя или родителей парня. Потому что сейчас ей казалось, что это самый настоящий конец. Она уже догадывалась, что ему будут вменять, она вообще догадывалась обо всем, но как сказать обо всем этим двум несчастным старикам, Царева не представляла. Лекс был у них очень поздним ребенком, единственным счастьем и светом, а сама девушка об этом прекрасно знала. Кроме самого Алекса у них вообще никого не было, они оставались одинокими. На отца парня ей по-настоящему было страшно смотреть, поэтому она отводила глаза — смотрела в пол, в стену, куда угодно, но только не на Юрия Александровича.
— Лерочка, что он натворил? — тихо спрашивает женщина, а Валерия чувствует, как к горлу подступает ком. Ей же придется все объяснять. Объяснять то, о чем она сама толком не знает.
— Вы только не нервничайте сейчас. — не менее тихо отзывается Царева, поднимаясь и отходя к окну, присаживаясь на подоконник и внимательно оглядывая родителей парня. — Я не знаю, за что он там. Я могу только догадываться обо всем. Несколько дней назад, я ночевала у вас, я проснулась, а рядом его не было. Я испугалась, пошла его искать. Выяснилось, что он просто на кухне был, пил воду, но я сразу же заподозрила неладное, потому что он правда не выглядел заспанным. Как будто бы он и не ложился. А на следующее утро, в общем…
Голос девушки надламывается, и она прикусывает нижнюю губу, пытаясь успокоиться и продолжить свой рассказ. Просто нужно было сейчас собраться с мыслями, сказать все честно и откровенно. Им же самим потом будет больнее, если сейчас Валерия смолчит.
— А на следующее утро, у нас в институте умерла девочка. Не первая из института, а из города точно не вторая и не третья даже, ну может быть вы слышали о серии убийств… И к нам подошла ее подруга, которая, в общем-то, представила едва ли не опровержимые доказательства, что кто-то из мальчиков может быть причастен. Я тогда не обратила на это внимания, потому что даже не думала, что это как-то может нас коснуться.
Ее голос срывается, и она не знает, как ей продолжить дальше. Исход из этого всего был ясен — Лагранж кого-то убил, и именно в тот момент у Валерии закрались какие-то подозрения на его счет, но она просто гнала от себя плохие мысли, стараясь об этом не думать. Зря, видимо, не думала.
— Но я ощутила, что Алекс занервничал. После он весь вечер был недоступен, я не могла дозвониться, а потом напали на еще одну нашу подругу. Я… Я смогла связать это только сейчас. — тихо сказала Лера. — И… В общем, я думаю, что это может быть связано. Это очень страшно, я не знаю, что делать. Я не хочу вас пугать, просто сразу готовлю к тому, что будет тяжело. Будет очень тяжело, Антонина Петровна. Мы постараемся справится.
— Они, когда его забирали, как раз говорили про какие-то убийства, серию убийств, но я ничего толком не поняла… Господи… Ты не обязана, Лерочка. — тихо говорит женщина. Она ведь тоже видела, как девушке было тяжело. И она понимала, насколько серьезные и отвратительные вещи творил ее сын. У нее бежали мурашки по коже, когда она просто представляла то, что это может быть он, что это он убивал, делал стольких людей несчастными. Но он ведь ее сын.
— Я его люблю. Мы с ним ждем ребенка. Я знаю, что он сделал, я догадываюсь, но… Я не откажусь от него. Никогда. Я всегда была с ним счастлива. — тихо шепчет Лера, таким дрожащим голосом, словно она сама сейчас задрожит, как травинка на ветру. — Я не могу это объяснить, понимаете? Я просто его люблю. И все. Больше ничего не могу сказать.
— Что ты сказала? — шепчет женщина, недоуменно посмотрев на девушку и подходя к ней ближе, осторожно погладив кудрявую по плечу. — Вы ждете ребенка?
— Да. — на грани слышимости произнесла Валерия, — У нас будет ребенок. Дочка. Я думаю.
Сейчас это было так неважно, но почему-то она ляпнула это. Наверное, ей тоже хотелось поддержать их хоть как-то, что у них будет внук, у них всегда будет сама Лера и они никогда не останутся одни. Ни Лера, ни внук не смогут заменить им сына, но, может, это сможет хоть немножко приглушить их боль?
— Бедная моя девочка. — прошептала Антонина Петровна, прижимая к себе девчушку. Она же понимала сейчас то, что Алекс и по Царевой проехался буквально катком. Что в голове у ее сына, женщина сказать не может, но сейчас она просто поражается силе воли и духа, храбрости и самоотверженности этой девочки. — Он тебя не достоин.
— Перестаньте. — тихо говорит она, обнимая женщину в ответ и прижимаясь к ней, так доверчиво, как к матери. Таковой у Валерки не было, поэтому в свое время ее ей заменила именно мама Лекса. — Нам сейчас в первую очередь нужно подумать, что делать дальше. У меня крестный, он адвокат. Первоклассный адвокат. Я ему сейчас позвоню и попрошу помощи. Он мне не откажет.
Лера отстраняется от женщины и отходит от подоконника, устало присаживаясь на стул. Юрий Александрович, видимо, накачанный таблетками, немного задремал, мужчине нужно было это, чтобы его сердце не сдало окончательно. Антонина Петровна и вовсе замерла, смотрела в одну точку, словно время стоит на месте и никуда не двигается. А Царевой все еще казалось, что она просто в каком-то страшном сне. Этого не может происходить с ней и с Алексом. Просто не может.
До Германа Яновича Ронеса, своего крестного, она дозванивается очень быстро. Он достаточно известный адвокат, который редко проигрывает дела, у которого прекрасная статистика. Это мужчина лет сорока пяти, точно знающий, что и как сделать, поэтому кудрявая ему безоговорочно доверяла. Лерка звонит ему не часто, а если и звонит, то это значит только то, что она куда-то вляпалась, поэтому мужчина очень быстро взял трубку. Оно было и на руку, вот только Царева не объяснила ничего. Короткое «приезжай» и адрес убитым голосом. Это не телефонный разговор и все объяснять она будет ему уже здесь.
Ронес кидает все свои дела — откладывает встречи, документы, потому что он точно знает, что когда отец Лерки в командировке, он отвечает за нее головой. А тут, видимо, произошло что-то совсем из ряда вон выходящее, ибо такой он никогда не слышал свою крестницу. Ему требуется сорок минут, чтобы добраться, мужчина был на другом конце города, тут без пробок — не меньше четверти часа, а с пробками и вовсе как вышло.
— Что случилось?! — он сразу же обнимает свою крестницу, как только Лерка открывает ему дверь, и она виснет на шее у Германа, а после все-таки плачет.
Наконец, кудрявую просто пробивает на рыдания. Вот знаете, как будто бы очень-очень долго надувают шар, а потом он внезапно лопается, разлетаясь в разные стороны. Выдержка Валерии была сейчас, примерно, как этот самый шар. Она прижимается к мужчине, а он даже боится представить, что такого могло произойти, что вызвало подобный фонтан эмоций у жизнерадостной и никогда не унывающей Лерки.
Она тянет его за руку в квартиру, по дороге назад вытирая слезы и делая несколько глубоких вдохов. Она же обещала быть сильной. Значит, Царева обязательно будет таковой. Ронес же видел, как атмосфера сейчас накалена до предела в кухне.
— Что произошло? — требовательно спрашивает мужчина, расположив свой кейс с документами на кухонном столе и внимательно уставившись на Цареву.
— В общем, ты слышал о том, что в городе волна убийств прошла? Я не помню, сколько было жертв, семь или восемь… В общем… — она не в состоянии продолжить, потому что дыхание внезапно в горле просто спирает, а крестный смотрит на нее крайне рассерженно.
— Вот только не вздумай мне сейчас сказать о том, что…
— Да, я его люблю. Это мой Алекс, да, черт возьми, да, это он! — кричит она, тоже смотря на него, нахмурившись. — Это мой Алекс, его сегодня арестовали, и я понятия не имею, что мне делать и к кому обратиться, Гер, ты не понимаешь?