— Успокойся. — тихо говорит мужчина, погладив крестницу по руке и в то же мгновения понимая, что он немного переборщил с осуждением и непониманием. — Выдохни, ладно, сядь, Лер. Папа, как я понимаю, не в курсе?
Он отрицательно качает головой. У Царевой еще не было времени об этом сказать, да и она не знала, стоит ли вообще говорить. Он ведь разволнуется, прилетит, бросит работу. Волновать отца не хотелось.
— Я ему позвоню. — тихо обещает кудрявая, взглянув на крестного. — Просто… Я не знаю, как ему сказать. И про беременность тоже.
Герман Янович от подобных новостей был готов, на самом деле, просто сползти под стол. Он подозревал, что у него крестница особо одаренная на приключения, но чтобы настолько, он даже и не предполагал.
— Твою мать. — это единственное, на что хватает мужчину, и он приобнимает девушку, желая хоть как-то поддержать ее, но понимая, что этого чертовски мало. — Я возьмусь за это дело, Лер. И я тебе обещаю, что мы сделаем по максимуму все возможное для того, чтобы как-то смягчить или придумать хоть что-то, ладно? Сейчас давай, соберись, Лерочка. И расскажи мне все, что знаешь, что можешь предположить. Это сейчас очень важно. А потом я поеду к нему в изолятор, и мы будем решать уже там.
Валерии кажется, что к концу дня у нее на языке будет мозоль. Она старается пересказать все слово в слово, что сказала Антонине Петровне некоторое время назад, вспомнить еще какие-то подробности, а Ронес сидел и просто понимал то, что дело плохо. Очень и очень плохо. Наверняка в деле будут показания выжившей потерпевшей, свидетелей, возможно найдут какие-то вещественные доказательства, если хорошо поищут. А Лера читала по глазам мужчины, который явно не выражал особой радости, что гиблое дело, на самом деле. Но они ведь постараются, правда.
— Он болен. — внезапно выдает девушка, распрямившись на стуле и внимательно посмотрев на мужчину. — Гер, его надо лечить. Он болен, ему надо в клинику.
— Ты думаешь, можно попробовать признать его невменяемым? — мужчина хмурится, взглянув на крестницу. Если такие шансы есть, то они обязательно ими воспользуются. Просто обязательно. — Мы попробуем сделать хоть что-то. А я поехал тогда к нему. Александр Юрьевич Лагранж, я правильно помню? Надеюсь, он там не успел еще ничего натворить…
— Правильно, правильно. — отзывается Царева, нервно постукивая ноготками по столу, — Попробуй выбить мне свидание. Пожалуйста. Я знаю, у тебя получится.
— Я постараюсь, малышка. Береги себя. — тихо говорит мужчина, а потом смотрит на его мать, которая сейчас явно ничего не понимает. Ронес невольно проникается жалостью к ней — тяжело представить, какой камень у нее сейчас на душе. С таким точно не каждый сможет справиться, но женщина сейчас просто олицетворяла собой стойкость, силу и мужество.
— А как же деньги? У нас нет столько денег. — тихо говорит женщина, словно опомнившись. Откуда? Они просто академики. Обычные научные работники. Им, конечно, не плохо платят за исследования и преподавательскую деятельность, но на такого адвоката явно нет. И где их взять — на данный момент женщина даже не представляла.
— Не нужны деньги. Я делаю это для крестницы и, очевидно, ее ребенка. Вы не волнуйтесь и, главное, держитесь. — негромко говорит Герман Янович, а после двигается к выходу, обуваясь и внимательно смотря на Лерку таким взглядом, от которого даже ей стало не по себе. Она и сама прекрасно знала, что вляпалась. Вляпалась, по самое не балуй. Но что сама Лера сейчас может изменить? Ничего. Ей остается только бороться.
— Спасибо тебе. — кудрявая крепко обнимает мужчину и прижимается всем телом, на мгновение прикрыв глаза. — Ты очень много сделаешь для меня и для семьи Алекса… И для него тоже.
— Я позвоню, малышка. Не нервничай главное. А со свиданием я попробую решить.
***
Очень сложно было взять себя в руки на следующий день и пойти в университет, тем более, девушке не спалось практически всю ночь. Она слышала, как в соседней комнате плачет Антонина Петровна, как Юрию Александровичу ночью вызывали скорую. Лера сейчас слишком остро ощущала отсутствие молодого человека рядом — в этой комнате все казалось чужим. Вроде бы, она все время ошивалась здесь класса с девятого, но сейчас ей хотелось убежать. Вот только куда ей бежать, девушка не имела ни малейшего представления. Сейчас ей хотелось быть страусом, но она не могла позволить себе запихнуть голову в песок и убежать от своих проблем. В первую очередь играли роль проблемы Алекса и его семьи. Как же сильно ей его не хватало — она не ощущала рядом его тепло, не слышала сонного дыхания, и не могла протянуть ручку и растрепать его светлые локоны с утра. Первая ночь была самой тяжелой. А прикоснуться к нему девушка еще явно сможет не скоро, а после вставал один из наиболее логичных вопросов — а сможет ли еще когда-нибудь вообще? Ответа не было. И вряд ли он появится до момента суда.
Огромные надежды Царева возлагала на крестного. Она верила, что мужчина обязательно сможет что-нибудь придумать и хоть как-то выкрутить ситуацию хотя затея сама по себе была очень сомнительной. Внутри все настолько упало, что Лера уже и не верила в благоприятный исход этого процесса. Она специально вечером открыла специальную литературу, желая изучить возможные и дальнейшие перспективы Лагранжа, и только расстроилась после.
Нет, Валерия более чем осознавала, что он виноват. Но ведь она не может спрятать и растоптать свои чувства, притвориться, будто бы их нет или просто переболеть. Она вспоминает их детство — да, официально они начали встречаться еще в конце восьмого класса, пусть и по-детски сначала, но дружили они давно. И еще как-то во втором классе, когда она была смешной девочкой с двумя кудрявыми хвостиками, с веснушками и без переднего молочного зуба, маленькая Лера уверенно заявила ему, что она будет с ним всю жизнь, где бы он ни был. Крохотная второклассница выросла, вот только ничего не изменилось. Она по-прежнему готова была стоять за своего Лагранжа.
Завтракать сил не было, желания тоже, поэтому выпив кофе, взяв ключи и постаравшись никого не разбудить, она скрывается в утренней темноте. Путешествие до университета занимает не так много времени — Лекс к зданию жил ближе, да и тем более, она ведь была на папиной машине. Валерия уже точно знала, зачем идет в университет — за документами. Потому что учиться у нее там дальше явно не получится, и она сама это прекрасно осознавала.
В университете была отвратительная, напряженная атмосфера. На нее смотрели все — показывали пальцами, нехорошо усмехались, несколько раз ее даже толкнули в спину, говоря о том, что выход в другой стороне и ей стоит пойти отсюда вон. Кудрявая лишь пожимала плечами и двигалась в том направлении, в котором ей было нужно. Прямо к деканату.
Там также царила вообще не лучшая атмосфера — все были напряжены, разозлены, декана и вовсе не было, а секретарь лишь окинула ее уставшим взглядом.
— Здравствуйте. Я бы хотела написать заявление на отчисление из университета и забрать документами. Я могу это сделать? — негромко спрашивает девушка, поправив на плече немного передавливающую сумку, а после устало вздыхая. Голова была квадратной — все-таки девушка не спала всю ночь.
— Конечно, а… В чем проблема? — недоуменно спрашивает секретарь, но ее тут же приманивает к себе пальцем женщина, сидевшая за соседним столом. Они быстро о чем-то переговариваются, а Лера даже догадывается, о чем. Естественно, о них с Алексом. Все-таки родители Лекса работали здесь же, на кафедре, да и их факультет — маленький. Все всё обо всех знают.
— Садись и пиши. — бросает ей женщина, кинув едва ли не в лицо листок этой бумаги с бланком на заявление, и Лера осторожно берет его, присаживаясь на стул и доставая из своей сумки ручку, быстро черкая что-то.
— Быстрее давай! Расселась. — снова прикрикивает женщина на нее, девушка дергается и едва ли не ошибается в собственной дате рождения, понимая, что мысли ее уже совсем в другой стороне. Лерка молчит. А что ей нужно сказать? Поругаться? Она не будет. Даже не подумает хоть как-то среагировать на это. Она, можно сказать, даже понимала их, поэтому и не осуждала за подобные всплески агрессии с их стороны. Черт возьми, она практически как жена декабриста. Только девушка убийцы.