Парень знал, что Ксюша, даже спустя эти пять лет, любила Костомарова. Он понял это практически сразу же, как только они съехались — он тогда пообещал ей, что он ни за что ее не бросит. В постели она один раз назвала его Русланом. Это был серьезный удар — Давид сначала пил три дня, а потом жил у Лерки некоторое время, пока приходил в себя. Но все равно вернулся. Они были словно связаны какой-то крепкой нитью, которая не позволяла им расстаться друг с другом.
Лерка же жила целиком и полностью своей малышкой. Василиска родилась на пару недель раньше положенного срока, но она все равно была очень крепкой и здоровой. Кудрявая была просто счастлива, что у нее есть дочь. Она была светловолосой, как папа, с такими же глубокими, словно морская бездна, глазами, которые смотрели ей с рождения в самую душу. Назвала она ее тоже так, как и хотел Алекс — Василиса. Девчушка даже характером пошла в Лагранжа, но Лере ни в коем случае не было обидно, что дочь практически ничего от нее не переняла, наоборот. Это было правда единственное, что осталось в ее жизни настоящего и крайне ценного — она обожала дочь. Просто души в ней не чаяла, пусть Вася и была редкостной хулиганкой — делала все, что можно и все, что нельзя, но водится с ней всегда было только в радость.
Практически сразу же после суда от сердечного приступа умер Юрий Александрович. Он не выдержал подобного, у него не получилось принять арест сына. Приступ случился ночью, и никто не смог ему помочь. Лерка по-прежнему жила с Антониной Петровной. Она всячески стремилась поддерживать женщину, а та, в свою очередь, просто холила и лелеяла что внучку, что невестку.
С Алексом Лера виделась еще несколько раз. Она приезжала к нему в тюрьму. Так часто, как хотелось бы девушке, у них не получалось видеться, свидания разрешали редко, она все-таки не была ему законной супругой и каждый раз ей приходилось писать кучу заявлений и просьб. Иногда получалось и тогда они виделись — на час или два. Эти встречи, в какой-то степени, были похожи на глоток воздуха. Двадцать лет — это, конечно, слишком большой срок.
А через три года Алекса не стало. Он умер в тюрьме от остановки сердца. Лера чувствовала это просто прекрасно — в последний раз, когда они виделись, он был бледный и явно не совсем здоровым. А через месяц после этой встречи мать парня получила извещение о его смерти. Это было огромнейшим ударом для всех. Его тело передали родственникам, парня смогли нормально похоронить. Теперь можно было с уверенностью сказать о том, что одну из самых страшных вещей Валерия видела — любимого человека в гробу. Все время до смерти своего Лекса она жила ожиданием — встречи, его освобождения, их будущего счастья. А когда на его крышку гроба опустилась первая горсть кладбищенской земли, Лерка поняла, что ждать ей больше нечего. На какой-то момент девушка полностью выпала из реальности — заботы о Василисе легли на плечи бабушки. Антонина Петровна была вообще очень стойкой женщиной — она пережила смерть мужа, сына и у нее еще были силы заботиться о внучке.
Лерка все-таки получила высшее образование, правда, на другом направлении. На факультете физической культуры и спорта, и сейчас очень даже не плохо сама зарабатывала им на жизнь, работая инструктором в сети неплохих фитнес-центров. Василиска росла и проблемы, связанные с ней, тоже росли, но в девочке обе женщины просто души не чаяли.
А полюбить она больше не смогла. Это неверно, жить воспоминаниями о человеке, которого уже нет, но она ничего не может с собой поделать. Ей не хватает каких-то внутренних сил для того, чтобы перешагнуть через этот этап, понять, что если она найдет себе другого мужчину — это не будет предательством по отношению к блондину. Но самым главным здесь было то, что этот мужчина не будет таким, как ее Алекс. Он будет по-другому пахнуть, по-другому ее обнимать, по-другому себя вести. Наверное, ключевым здесь все-таки было ее нежелание. У нее есть дочь. Дочь от любимого человека. И больше, на самом деле, ничего не нужно. Василиска ее отдушина.
Она не могла расстаться с воспоминаниями о нем. Его вещи до сих пор лежали в шкафах, а комната так и осталась не тронутая, разве что, раньше в ней стояла детская кроватка, пока дочка была совсем маленькой, а теперь у Васи и вовсе есть своя комната. Лера не сняла даже плакаты, которые весил парень — были даже такие группы музыкальные, которые ее раздражали, и она помнила, как раньше постоянно просила их убрать. Алекса не стало, а у нее рука не поднимается их выкинуть. Она смотрит на них и ее душат воспоминания каждый раз — кудрявая помнит, как они ходили на концерт этой группы, как Лагранж был со смешной банданой на голове, как будто бы он настоящий рок-фанат, а Валерка лишь смеялась и говорила ему, что он дурачок. Царева погрязла в собственных воспоминаниях, в собственной боли, и она не может оттуда выбраться.
Девушка была просто безумно благодарна Давиду за поддержку. Он появлялся всегда, когда был очень нужен, да и просто так. Вася стала его крестницей, пусть и крестный, но папа у нее был. А Месхи девочку и правда просто обожал, постоянно водился, давал время Лерке побыть наедине с собой, если ей было нужно, да и просто часто их навещал. Дома его никто не ждал, а вот у Лерки ждали все, и всегда радовались ему.
Вот и сейчас Давид сидел с малышкой, пока у Лерки были дела. За окном тридцатое марта — сегодня у Лекса должен был быть день рождения. И не поехать на кладбище было нельзя — девушка там вообще часто бывала, на самом деле. Оно располагалось достаточно далеко и было совсем маленьким, как будто бы немного заброшенным, но Валерия здесь правда была очень частой гостьей. Над его могилой свои ветви раскинул огромный тополь. Сейчас, правда, он не был зелен, и стоял совсем голым, острыми ветками топорщась в разные стороны. Место было убранным и очень чистым — Лерка за этим следила действительно очень достойно и трепетно. У него всегда были цветы, не было мусора. Одна из немногих могил, которая на этом старом кладбище заброшена не была.
Она ведь не могла взять его и отпустить. Вот и сейчас — она сидела возле него, просто задумчиво разглядывая фотографию — он на ней улыбался. Лекс всегда улыбался, он всю жизнь был веселым и жизнерадостным. И на памятнике тоже — смотрел на нее с фотографии, будто бы чуть прищурившись, с доброй усмешкой.
И Лера тоже улыбается. Улыбается ему, надеясь, что он все видит и слышит, но по большому счету, она просто смотрит на этот чертов камень, именуемый памятником, и у нее не получается сдержать слезы. Они не льются по щекам, просто собираются в уголках глаз и девушка их быстро стирает. Царева всегда сидит около него по несколько часов — иногда молчит, иногда чем-то делится, а иногда ей и вовсе кажется, что сходит с ума.
Звонит телефон, который возвращает на какой-то момент ее к реальности и заставляет вынырнуть из ее омута воспоминаний. Давид.
— Давид, что-то случилось? — сразу же спрашивает она, немного нахмурившись.
— Мама, это я! — радостно говорит ей в трубку Василиса. — Дядя Давид сказал, что звонить нельзя, а я взяла и позвонила! Ну где ты уже, я тебя жду, мы будем торт есть, ты же обещала!
— Я скоро буду, маленькая. Люблю тебя.
«Кто мы?
Люди.
Зачем родились?
В последний момент все забудем,
И никто не скажет,
Какие мы были.
Самое главное, чтобы нас не забыли…
И чтобы мы по-настоящему любили…» (с)
Больше книг на сайте - Knigoed.net