— Да. А кто нет? Ты хочешь пригласить Крампуса, чтобы он посеял хаос? — я направляюсь в свою комнату, но вместо этого Зак тянет меня на кухню. — Ты не возражаешь? — спрашивает он, указывая на холодильник, и я киваю, замечая эту маленькую, но важную разницу между ним и Виндзором.
Принц просто вальсирует вокруг, как будто ему принадлежит весь мир. Он открывает шкафы и холодильники, даже не подумав спросить. Мне нравится это в нём, но мне также нравится, что Зак, по крайней мере, научился некоторому смирению. Границы других людей теперь действительно что-то значат для него.
— Вперёд. — Я наблюдаю, как Зак собирает ингредиенты по всей кухне и раскладывает их на столе. — Ты ещё веришь и в Крампуса, да? Ужас.
— Такой ужас. Но не так ужасно, как эпические драки между моим папой и дедушкой. — Зак достаёт свой телефон, просматривает рецепт и откладывает его в сторону, прежде чем подойти к раковине, чтобы вымыть свои большие руки. Мм-м. Футболист, богатый мальчик, печёт рождественское печенье у меня дома в полночь в Канун-канун Рождества — канун-канун, то есть за день до сочельника. Может быть, я единственный человек в мире, который называет это канун-канун?
— Из-за чего они поссорились на этот раз? — спрашиваю я, когда Зак тянет меня вперёд и вкладывает яйцо мне в руку. На кухонной стойке стоит бутылка патоки, так что я предполагаю, что мы воссоздаём то же печенье, которое он готовил со своей семьёй. В доме не горит ни одна лампа, только разноцветные огоньки на ёлке и одинокие белые огоньки, обёрнутые гирляндой над раковиной.
«Мой дом, моя раковина», — напоминаю я себе, и мои губы изгибаются в сдержанной улыбке. Последнее, в чём нуждался папа — это стресс от переезда или властный домовладелец. Харпер Дюпон пойдет ко дну, и пойдёт активно. Когда я доберусь до неё, весь мир узнает.
— Самые разные вещи. Я имею в виду, там были обычные вещи: политика, религия, что угодно. Они затеяли жаркую словесную перепалку из-за того, должно ли блюдо из сладкого картофеля, которое я приготовил, быть с зефиром или нет. Вот тогда-то я и понял, что дела идут плохо. — Низкий, рокочущий голос Зака звучит как дома в этом крошечном пространстве. Хотя он немного похож на гиганта на кухне карлика, он превосходно занимает пространство, как будто ему там самое место, несмотря ни на что.
Я разбиваю яйцо в миску и выбрасываю скорлупу в мусорное ведро. Я не собираюсь рассказывать папе о доме, по крайней мере пока. Если я это сделаю, тогда мне придётся объяснить, почему Виндзор купил мне дом, чтобы это не прозвучало так, будто я живу в какой-то подростковой версии «Пятидесяти оттенков серого», типа «О, мистер сексуальный мужчина, мне нравится, что вам принадлежит дом, в котором я живу». Контролируй меня, доминируй надо мной. Бе-е-е. Я начинаю дрожать, когда думаю о принце, трахающем меня в сарае. Да, нет, будет лучше, если я просто не скажу папе, пока он… пока он снова не поправится.
— Они поссорились из-за нас с тобой? — спрашиваю я, и Зак отвечает не сразу, перемешивая сухие ингредиенты, а затем протягивает руку, чтобы провести по лбу, намазывая его мукой.
— Они оба видят во мне своё наследие, свою пешку, какую-то фигуру, которую можно передвигать по доске. — Мы с Заком смешиваем наши миски, и вскоре у нас получается сладко пахнущее, липкое тесто, которое Зак кладёт в морозилку, чтобы оно немного застыло. Когда я подхожу к раковине, чтобы вымыть руки, он подходит сзади и обнимает меня, помогая вычистить тесто из-под ногтей. — Они хотят, чтобы я женился на Киаре Сяо.
— Девушка которую Тристан… — начинаю я, но это воспоминание сейчас слишком сильно. Я не могу с этим справиться. — Нет.
— Нет, — выдыхает Зак, выключая раковину и притягивая меня к себе. — Она мне не подходит.
— Да, потому что она испорченное отродье, которое так хорошо ладит с Гарпиями, что я не могу отличить её когти от остальных. — Я поворачиваюсь так близко к Заку, что выпуклости моей груди задевают его грудь. Держу пари, я выгляжу довольно нелепо в своём наряде, но не он. Он вовсе не выглядит нелепо, он просто… великолепен, как с обложки какого-нибудь спортивного журнала. Это его нижняя губа, которая действительно действует на меня, такая полная и спелая. Мой большой палец поднимается сам по себе и обводит его форму. Зак вздрагивает и вздыхает от моих прикосновений, как будто мне каким-то образом удалось поработить его.
— Ну, всё это, а также… потому что она — это не ты. — Он пожимает плечами и отходит от меня, как будто пытается избавиться от напряжения между нами. Не уверена, почему. Разве он не знает, что я собираюсь попросить его остаться на ночь? — Ты могла бы оставить тесто на ночь в холодильнике, а утром испечь его, чтобы печенье было свежим.
— Я могла бы это сделать, — киваю я, складывая свои покрытые коричневым мехом руки на груди, покрытой таким же коричневым мехом. — И ты мог бы попытаться улизнуть утром, прежде чем папа узнает, что ты здесь? — я поднимаю взгляд на лицо Зака и наблюдаю, как его напряжённое выражение немного смягчается.
— Ты уверена, что всё ещё хочешь меня после Зейда и Виндзора? — он замолкает, слегка хмурясь. Мне не нужно было рассказывать ребятам о себе и Виндзоре, потому что, ну, Винд сделал это за меня до того, как у меня появился шанс. А потом я прыгнула в бассейн и оставалась под водой ровно столько, чтобы заставить их всех поволноваться. Но совсем чуть-чуть. Немного беспокойства — это весело. От слишком большого количества у меня болит живот.
— Почему ты думаешь, что я бы этого не хотела? — спрашиваю я, и Зак качает головой, проводя пальцами по волосам.
— Не знаю. Я имею в виду, как долго ты на самом деле хочешь терпеть всех нас? — он смотрит на меня так, словно уверен, что я не выберу его, как будто наше время вместе недолговечно.
— Так долго, как только смогу? — отвечаю я, а затем наклоняюсь и беру его за руку, увлекая в спальню и закрывая за нами дверь.
Мне нужно прибраться на кухне, но это может подождать до утра.
Сегодня вечером я позволяю Заку расстегнуть молнию на моём костюме северного оленя и снять его с меня первым.
Когда я просыпаюсь позже, Чарли всё ещё спит, Зака нет, а на кухне чертовски чисто.
Глава 20
— Я не понимаю, почему я должен продолжать стараться, — растягивает слова Крид, небрежно указывая в мою сторону, когда он раскладывает своё бескостное тело на одном из кожаных кресел в библиотеке. — Меня уже приняли в университет. Какое значение теперь имеют мои оценки?
Я скрещиваю руки на груди и бросаю на него свой самый суровый взгляд.
— Во-первых, неужели ты совсем не гордишься своей академической работой? И, во-вторых, это действительно имеет значение. Университет рассмотрит твои оценки за последний семестр и твой рейтинг в классе. Миранда уже пообещала мне, что ты поедешь в Борнстед. Не разочаровывай меня сейчас, Кэбот.
— О, властная, властная, властная, — растягивает он слова, перекидывая одну ногу через подлокотник кресла и глядя на меня из-под полуприкрытых век. Его взгляд скользит по мне в моей полностью чёрной униформе, отмечая каждый изгиб. Когда я сажусь на другой подлокотник кресла, моя юбка задирается, и Крид успевает мельком взглянуть на мои подвязки под ней. — И настолько же сексуальная, насколько властная. — Его пальцы танцуют по верхней части моего бедра, щёлкая одним из ремешков на моей бледной плоти. Я дрожу, но мне удаётся сохранять твёрдость.
— Тебе нужно подготовиться к этому тесту по математике.
— Я бы предпочёл изучить тебя, — мурлычет Крид, усаживая меня к себе на колени. Запах его чистого белья и мыла опьяняет, и я ловлю себя на том, что мои руки играют с пуговицами на его рубашке, хотя я знаю, что должна была бы побудить его взглянуть на задание, которое раздала мисс Данебо.
— Почему? Что ты хочешь узнать?
— Почему тебе так нравятся эти комиксы «мальчик на мальчике»? У тебя есть тайные фантазии, о которых ты мне не рассказывала?
— Да, я бы хотела, посмотреть на тебя под Тристаном Вандербильтом, но этого не произойдёт. А вот что произойдёт, если ты не будешь учиться, так это то, что я поеду в колледж с твоей сестрой, а ты отправишься домой, чтобы отсыпаться на год в Хэмптоне.