— Мне казалось, — заметил сухо Смит, — что вы-то уж поймете меня.
— Лучше дайте мне работу, — сказал Римо. — Кого надо убрать?
— Мне не нравится ваше настроение.
— Охотно верю. Он поместил в газету объявление. И что из того?
— Вопрос заключается в том, будет ли существовать наш островок законности и демократии, крошечный островок в океане вечности. Никогда прежде не существовало такой страны, куда бы стекались люди со всех концов света и где бы они чувствовали себя такими свободными. Удастся ли нам сохранить наши завоевания? Вот в чем дело.
— Вы прямо-таки речь толкнули. Меня это удивляет.
— Иногда я говорю это сам себе, — сказал Смит и опустил голову.
Римо видел, как постарел Смит. Он отличался от Чиуна: для корейца земное время и трудности являлись лишь составной частью чего-то большего. Для Смита же они были тяжелым бременем, а такая ноша старила. Смит был стар, а про Чиуна этого сказать было нельзя.
— Не берите в голову, — сказал Римо. — Я иногда говорю себе то же самое.
— А вы прислушиваетесь к себе? — спросил Смит. — Вы очень изменились, Римо.
— Верно.
Он не знал, как объяснить Смиту то, что произошло с ним. Он продолжал верить в ту систему ценностей, которая была так дорога Смиту. Но теперь он умел узнавать многое, так, например, он знал, что в левом кармане серого жилета Смита находится смерть, там лежит что-то, с помощью чего можно убить себя. Возможно, пилюля; если Смит попадет в ситуацию, когда возникнет опасность, что он может сказать лишнее, он примет ее.
В начале обучения, когда Римо был все еще отчаянным патриотом, он мог бы сказать, как он узнает, что в кармане жилета поселилась смерть. Он мог обратить внимание, что Смит как-то особенно бережно обращается с этим карманом. Всегда существуют очевидные подсказки. Человек не может забыть, что носит на себе смерть: он обязательно выдаст себя. Такой человек движется по-особому. И сидит по-особому. Начав тренироваться, Римо первое время замечал все эти вещи и знал, что они обозначают.
А теперь не замечал. Он просто знал. Вот и сейчас знал, что в жилете у Смита смерть, но откуда ему было это известно, сказать бы не смог. Вот такие произошли перемены.
И еще Римо знал, что, оставаясь американцем, он теперь также и представитель Синанджу. Чиун — нынешний Мастер Синанджу, но и Римо тоже. Еще один такой на всем свете. Америка и Синанджу смешались в нем.
Масло и вода. Солнечный свет и тьма. А Смит еще спрашивал, изменился ли он. Нет, не изменился. Да, изменился полностью.
Римо промолчал, а Смит заговорил снова:
— У нас возникла проблема с авиапассажирами.
— Что в этом нового? Заставьте авиакомпании тратить меньше денег на рекламу и побольше на удобство пассажиров, в частности, на быструю доставку багажа — и проблемы рассосутся сами собой, — пожал плечами Римо.
— Пассажиров убивают, — уточнил Смит.
— Наймите детективов.
— Людей убивают. По всей стране. Тех, кто летает на самолетах компании “Джаст Фолкс”. Душат.
— Скверное дело, но мы-то что можем сделать?
— Хороший вопрос, — сказал Смит. — Это началось пару лет назад. За это время убито более сотни человек.
— Ничего об этом не слышал, — сказал Римо. — Хотя иногда смотрю новости.
— Этим особенно не интересовались. Обычно телевизионщики отыскивают кого-то, кто угробил человек пятьдесят-шестьдесят; пока преступника не задержат, вы и не знаете про эти убийства. А случаи на авиалиниях разбросаны по всей стране, поэтому парни с телевидения и не пронюхали про них. Кстати, все жертвы ограблены.
— И все же причем здесь мы? Ну, сотней убийств больше. И что же из этого? Всем теперь на все наплевать. Никто и пальцем не пошевелит. Просто считают трупы.
В голосе Римо послышалась горечь. Он работал в КЮРЕ уже давно, убивал без разбора всех, кого приказывал Смит — и все ради светлого будущего. Но Америка ни на йоту не стала за это время лучше.
— Путешествовать становится все опаснее. Это может перерасти в серьезную проблему.
— Вот оно что. Мы не хотим, чтобы некая авиакомпания понесла ущерб, — сказал Римо.
— Не в этом дело, — отрезал Смит. — Возьмите, к примеру, любую рухнувшую цивилизацию — первым делом парализует дороги. И наоборот — цивилизация начинается с создания безопасных дорог. Завязываются торговые связи, идет бойкий обмен идеями. Если же дороги захватывают бандиты, цивилизация перестает существовать. А наши дороги — в воздухе.
— Еще одна речь, — кисло произнес Римо. — Люди в любом случае будут продолжать летать. И почему наши авиалинии должны быть безопаснее наших улиц?
— Города вымирают, если люди не чувствуют себя безопасно на улицах. Если небо будет закрыто — погибнет вся страна. Все это действительно важно, Римо, — сказал Смит, и голос его звучал так проникновенно, что Римо сказал со вздохом:
—О’кей. Когда я должен приступить?
— Все по порядку. Чиун не может больше находиться в стране. Вы должны убедить его уехать. Сейчас он представляет опасность для организации.
— Прощайте, — выпалил Римо.
— Вы не будете участвовать в операции?
— Если уедет Чиун, уеду и я. Если я вам нужен, Чиун должен остаться.
Смит подумал секунду, не больше. Выбора у него не было:
— Хорошо, пусть пока все остается как есть, — сказал он. — Идите в главное управление компаний “Джаст Фолкс”. Там уже проводили расследование и ничего не выявили.
— Тогда зачем идти туда?
— Потому что людей убивают по всей стране, а другой зацепки нет. Может, вы раскопаете там такое, что пропустили все прочие следователи. Некоторых несчастных убили всего из-за тридцати долларов. И, пожалуйста, возьмите с собой Чиуна. Может быть, удастся вывести его из города, прежде чем очухается бостонская пресса.
— Мне кажется, вы не обращаетесь с ним должным образом, — сказал Римо, глядя сквозь окна на потемневшее бостонское небо.
Тут дверь отворилась, и вошел Чиун. За это время кореец приобрел ещё две подписи. Одна выглядела так, словно её выводили при землетрясении. Сплошные закорючки. Либо подпись принадлежала ребенку, решил Римо, либо поставившего ее держали за ноги, свесив из окна, пока он не уверовал в благородную цель петиции.
Услышав последние слова Римо, Чиун, изобразив на лице сладчайшую мину, повернулся к Смиту, сделав рукой с длинными ногтями изящный и по-восточному живописный приветственный жест.
— Император Смит, — начал Чиун, — мы должны извиниться за неучтивое поведение своего ученика. Ему неведомо, что император не может быть неправ. Все ваши действия заведомо оправданы. Вы могли поступить даже строже. Скажите мне, кто тот дерзкий, что заслуживает от могущественного императора самой страшной расправы. Только назовите имя, и я заставлю его трепетать от страха.
— Ты не понял нас, папочка, — сказал Римо, не отрывая глаз от Смита.
— Молчи, — приказал Чиун и снова повернулся к Смиту. — Только одно слово, о, император. Ваша воля будет исполнена.
— Все в порядке. Мастер, — успокоил его Смит. — Мы все уладим.
— Я преклоняюсь перед вашей мудростью, — сказал Чиун по-английски. Римо же он шепнул на корейском: — Это же император. Говори этому идиоту то, что он хочет слышать.
— Спасибо, Чиун, — поблагодарил Смит, не знающий корейского. — Вы... очень любезны.
— Прощайте, — сказал Римо.
— Желаю удачи, — сказал Смит.
— Да сравнится с солнцем ваша немеркнущая слава, — церемонно произнес Чиун по-английски, и тут же прибавил на корейском: — Последнее время он очень загружает нас работой. Может, мы не оказываем ему достаточного уважения.
— Дело не в этом, — возразил Римо тоже на корейском.
— Дело всегда в этом, — упорствовал Чиун. — Может, мне предложить ему подписать петицию?
Когда Смит, выходил из номера, его преследовал смех Римо. Отсмеявшись, Римо начал втолковывать Чиуну: