— Для меня честь быть вашей бархатной перчаткой, ваша милость, но мне стоит вернуться в школу.
Естественно я даже не надеясь реально шантажировать Джона, но по-другому просто не могла.
Не могла играть по правилам, от которых бежала всю жизнь…
Уж точно не после того, как за них умер Джей…
— Тогда убей меня, Тань, но учти…
Читая смятение на лице излюбленной пешки, на глазах ставшей королевой, и не глядя на проступившую на горле кровь, Джон прижался едва ли не к устам и прошептал мне в губы.
— Теперь я хочу тебя ещё больше…
Глаза сражались вместо нас. Полнились и злостью, и обидой. Сочились яростью и слезами, но задыхались от похоти и детской, почти семейной любви, не требовавшей ничего взамен.
И всё же…
— Думаю, после случившегося, корнуолльское отделение Айлин не будет престижным, а графство нуждается в вашем железном кулаке, так что обойдётся без «перчатки».
Стоило вспомнить лицо Хэдека, как подступали слёзы, а пальцы разжались без сил и желания жить, пока голос выдавал лишь мою слабую тень, безвольно отдавшую нож в мягкие, но крепкие и требовательные руки.
— Я всегда была твоей, Джон. Хоть рядом, хоть нет… так что… прошу… отвези меня в школу. Я не привыкла убегать… уж точно не после такого…
Джон криво усмехнулся и заложив руки за спину, склонился к моему уху.
— Не дождёшься…
Принц отстранился и бережно смочив полотенце, положил мне на голову прохладный компресс.
— Я хочу подарить тебе весь мир, любовь моя и слава Богу, мне посчастливилось быть тем счастливчиком, что способен на это не только на словах.
Лишь сейчас я осознала, как болело буквально всё от кончиков ногтей до пересохшего горла, куда, словно навалили наполнитель для лотка. Суставы выкручивала пекущая тянущая агония ломки, а мысли иногда сливались воедино и просто таяли в грёзах о блажи.
— Даже не могу представить, что вновь пришлось бы пережить хоть день без тебя и уж точно не устану наслаждаться твоим умом и красотой, что лишь будут расцветать.
Видя мою слабость, Джонни свернул обилие свой лести и самолюбования, вновь сменив полотенце на ласковую стужу мешочка с колотым льдом, после чего отошёл к мини бару и взял оттуда какой-то регидрон.
— Я дам тебе всё, чего ты заслуживаешь, Таня.
Будто хрустальную, лев приподнял меня и помог выпить лекарство, ласково поглаживая по спине.
— Только поправься и перешагни на мою сторону моста…
Мой суженный, моя зависть и печаль с усталой улыбкой говорил о Тауэрском мосте, на котором и правда официально вручал мне кольцо на виду у миллионов.
Зевак…
Аристократов…
Юных мамочек и проституток всех мастей…
Да что уж там…
Беж лишней скромности, сделал меня своей на виду у людей со всей Земли, для чего с хирургической точностью мосты сошлись, как в сказке, оставив между нами лишь один шажок, где мастера заранее построили маленький, словно кукольный помост с кустами нежно розовых роз.
Всего пара шагов, но…
Между нами уже тогда была пропасть.
— Давай отложим этот разговор, Джон…
Бегло смахнув наваждение, я не стала воображаемо рвать бумаги, обошедшиеся нашим странам кровью и потом, и уж тем более не ссориться с другом, решив обо всём проплакать не одну ночь.
Но только не сейчас…
— Помоги подняться…
Принц не стал спорить и, подав руку, помог встать с постели, ради моей гордости, спрятав мою болезненную немощь изящным меховым болеро, застегнув его бриллиантовым львом.
— Он всегда предназначался тебе… моя принцесса.
Не ответив, я опёрлась спиной на его грудь и сипло, но, по-ораторски громко, позвала стражу.
— Введите графа Блюнайта!
Первый охранник вошёл настороженно, но окинув мою стать, позади которой стоял живой и здоровый император, почтительно кивнул и пропустил внутрь остальных.
— На колени…
Стоило графу оказать в двух шагах, как вся боль едва не вырвалась наружу презрительным плевком и тысячей чертей, но Джон опустил ладони мне на плечи, от чего от сердца отступила эта тёмная орда, как отхлынувшая от берега волна.
— Я никогда не склонюсь перед…
Сдерживаясь, старик окинул меня с ног до головы, но уже не пытался скрывать презрения, как в беседе один на один, где с высока прощал мне всё.
— «Вами»…
Мазанув графа взглядом, я даже не прикрыла глаз, когда несколько капель упало на ресницы, оставив старика сидеть в следах презрения и пролитой крови из простреленного колена.