— Только ты меня и понимаешь, Толстяк Луи…
Пушистая морда блаженно растянулась в сладком зевке и протяжно замурлыкала, беспардонно улегшись мне на коленки и похлопывая свою «служанку» по носу белой кисточкой непослушного хвоста.
— Ты прав… простите, что потревожила, «ваше величество».
Я сама удивилась своей слабой улыбке, но пальцы тонули в блестящем мехе, вычёсывая хозяйскую спинку и ушко, а глаза бездумно считали облака, так мило походившие на белую дымку, не слизанной с кошачьих, усов сметаны.
— Позволишь…?
Лёгкий стук привлёк внимание лишь на мгновение, но без отосланных служанок, можно было позволить себе не отвечать даже принцу, пропустив его слова мимо ушей.
Приняв тишину в ответ, Джон позвал кота, но жирная животинка лишь потянулась и отвернулась к окну, подставив зажмурившуюся мордочку под тёплые лучи, лениво пиная меня по ноге в попытке поймать маленького жёлтого зайчика.
— Спасибо, что отозвался на звонок…
Прервав затянувшееся молчание, мне с трудом удалось подобрать слова, но лишь не глядя на принца и прячась глазами за обивкой имперского кресла.
— Я никогда этого не забуду…
Сглотнув ком, полный горечи, я прикрыла глаза в надежде развидеть точный подбородок и небрежную щетину.
Забыть тот пробирающий душу запах черешни и табака…
— Знаю, что утерянного не вернуть… прекрасно знаю, что мы оба понимаем, что я говорю не о графе, но сейчас прошу, отвези меня в школу, Джон…
— Боюсь, это невозможно.
Владыка кивнул мне на иллюминатор, в который я боялась смотреть ниже облаков.
— Раз уж ты начала, Блюнайт был послан, чтобы разобраться с Айлин и забрать мою невесту, но… я не уточнял забрать для чего.
Наконец обернувшись к принцу и получив одобрение, я выглянула наружу и сквозь толщу стекла, увидела родную сердцу, водную гладь и очертания города, родного и душой.
— Не хотел тебя волновать, пока не отоспишься, но…
Я уже всё поняла, не успел он начать, а по щекам покатились немые слёзы.
— Твой король умер, Таня… мне жаль.
Одной сокрушительной волной меня накрыло осознание, а от этих слов стал обволакивать и неукротимо опутывать ужас, с каждым вдохом лишь сильнее лишая возможности дышать, путая мысли, словно нарастающая головная боль.
— Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы смена власти прошла мягко, но мой отец видел перспективы в Балтийской федерации, а брак с тобой был запасным вариантом, но…
Джон мягко коснулся моего плеча, пытаясь унять необъятную боль, но даже этот ласковый жест сейчас, казалось, был способен разодрать плоть и впиться в душу тысячей иголок…
И всё же…
Одно лишь его «постараюсь» было убедительней, чем уверенное «обещаю» из уст любого, кого я знала, от чего становилось только страшнее представлять, какая сила скрывалась за столь скромными словами.
— Теперь император я, но предатели из ваших парламентариев строят козни изнутри. Они уже давно подбивали Алессандро к миру, а теперь… им нужен не молодой орёл без отеческих когтей.
Повелитель мира бережно, словно касаясь иконы, поцеловал меня в щёку, от чего в животе предательски, но так сладко и подкупающе заныло.
— Стоят ли наши «привязанности» слабости, Тань…? Стоит ли твоё любимое королевство твоей гордости и моего обручального кольца?
Ласково приобняв меня со спины, мой Джонни объял меня, словно тень, поглощающая муравья… словно надёжная скала, способная посадить на трон одним лишь своим именем.
Будто белую маковку на чёрную гору или сладкую верхушку пасхи.
Словно только что скользнувшее на мой палец обручальное кольцо.
— Может, сейчас это кольцо только моё решение, любовь моя, но надеюсь, оно станет обоюдным. Мне не привыкать ждать тебя, Таня, но не хочу наблюдать, как моя невеста из-за грёз кроме дома потеряет ещё и брата… или жизнь.
Слизав горькую слезу с пересохших губ, я должна была сделать выбор.
Должна была отпустить…
Но…
— Тогда обещай, что парламент станет их могилой…
Губы била нервная судорога, но усилием воли, мне удалось натянуть улыбку, и вернув принцу украшение, приняла, что моя любовь проиграла. Без помощи Джона мне не спасти ни брата, ни престол, ведь…
Моя любовь не стоит трона…
— И пусть Балтика станет твоим «обручальным кольцом»… а не эта безделушка.
Я не видела его лица, но лишь от холода ярких, отразившихся в иллюминаторе, пронизывающих до жути, глаз, всё тело пробил озноб, а вся вошедшая команда корабля склонила головы, когда император прошептал мне на ухо…