Энн пыталась вспомнить хотя бы крошечные осколки времени, когда она была счастлива рядом с матерью, и не могла. Ей захотелось подмести, вытереть и смыть все следы обид, тоски, гнева и непонимания, оставленные в её сердце Маргарет. Энн стала отчётливо понимать, что нельзя лишиться того, чего у тебя никогда не было – материнской любви. Постепенно она приходила к тому, что злость и ненависть, помимо её воли, только поддерживают её связь с матерью, и лишь настоящий разрыв с ней может принести освобождение от этих удушающих отношений.
Полное безразличие по отношению к матери – вот всё, что оставалось у Энн после долгих лет жизни с ней. Это было выстраданное безразличие, возникающее тогда, когда душе удаётся пережить давнюю нехватку тепла, любви и заботы. Оно пришло от усмирённой ненависти. Энн понимала, что её детская боль никуда не денется, но, если она разберётся в своих чувствах и постарается отделить от них чувство вины, ей будет легче идти своей дорогой.
Последний поступок Маргарет окончательно убедил Энн воспользоваться своим бесспорным правом не испытывать больше любви к человеку, любовь которого она так долго и безуспешно пыталась заслужить.
Много лет подряд Энн будет иногда звонить матери исключительно из чувства долга. Она всегда будет помнить тот день, когда между ней и Маргарет что-то хрустнуло и сломалось. Сломалось навсегда. А сейчас Энн вступала на долгий путь взросления, что означало освобождение от того, что так крепко сковывало её свободу.
Горьковатый терпкий аромат сигарного дыма приятно коснулся её. В этот момент ей показалось, что она как будто совсем не пила. Энн взяла в руку гранёный стакан и пару секунд рассматривала отблески янтарной жидкости. После этого, залпом допив его содержимое, знаком попросила принести счёт. Энн внезапно захотелось что-то серьёзно изменить в своей жизни. Конечно, это желание было пока слабо ощутимым, но оно появилось и заявило о себе.
Жаль, что нельзя всё поменять в одночасье, – сказала она самой себе и отправилась домой, загоняя сознание в тупиковую бесчувственность.
* * *
Маргарет сидела в гостиной, поджав под себя ноги, и, откинувшись на широкую спинку дивана, листала книгу. Рядом с ней на столике стояла бутылка белого вина, вытянутая форма которой без труда позволяла узнать его происхождение. Маргарет сделала очередной глоток своего любимого эльзасского вина. Она знала, что сегодня вечером ей предстоит не самый приятный разговор с Энн, но ведь именно так всё и было заранее спланировано ей самой.
Она, конечно же, заметила перемены, происходящие с её дочерью, которая последние пару недель вся прямо-таки светилась от счастья. Волнительный блеск глаз Энн был для Маргарет предвестником возможных неприятностей, и она решила всё поскорее выяснить. Она тщательно осматривала содержимое портфеля Энн, изучала её одежду и выворачивала карманы, но так ничего и не находила. Тогда Маргарет решила подождать у школы и понаблюдать за Энн. В первый же вечер она увидела, как её дочь и учитель философии вместе вышли из школы. Едва удалившись на достаточное, по их мнению, расстояние и полагая, что их никто не видит, они утонули в объятиях друг друга. Маргарет не могла знать, насколько далеко зашли их отношения, но решила, что в любом случае действовать надо безотлагательно.
Единственный действенный способ, который положит конец всему этому – это оказаться с ним в одной постели, – решила Маргарет, не откладывая своё намерение в долгий ящик.
Всё остальное было исключительно делом техники. Маргарет выглядела намного моложе своих лет, а в искусстве изящного обольщения могла легко превзойти любую молодую соперницу. Франсуа-Ксавье радостно и с удовольствием попался на её крючок, тем более, что его страсть, так и не реализованная с Энн, должна была куда-то выплеснуться.
Ты надумала сменить причёску ? – вопрос Маргарет прозвучал бесстрастно и холодно. – Могла бы посоветоваться со своей матерью.
На спокойном бледном лице Маргарет обозначился лёгкий румянец на скулах, под прозрачной кожей на висках виднелись голубые прожилки вен.
Сколько хладнокровия, сколько лицемерия, сколько тёмных сил в этом человеке !
Энн смотрела на Маргарет, не в силах что либо произнести, хотя ещё с утра ей хотелось так много сказать своей матери.
Энн достала из портфеля губную помаду и брезгливо и аккуратно положила её на край стола.
Тебе просили передать это, – с этими словами она хотела уйти к себе.
Не смей хамить матери глазами ! – начала выходить из себя Маргарет, от которой, конечно же, не укрылся взгляд дочери, полный презрения и ненависти. – Я знала, что тебя это немного раздосадует, но не настолько чтоб ты забывала, с кем ты разговариваешь !
Маргарет и сама до конца не понимала, зачем она устроила всё это – не то потому, что пыталась направить дочь на путь истинный, не то потому, что портить жизнь окружающим было её привычной манерой существования, не то просто потому, что ей в тот момент захотелось так поступить.
Я сделала это исключительно в твоих интересах, как и всегда, и, если ты этого не понимаешь сама, то это только подтверждает мою правоту ! – раздражённо продолжала она.
В моих интересах ? Да ты никогда даже не интересовалась, чем я живу ! Как ты посмела так гадко и подло поступить ?! – слова сами яростно вырвались у Энн, её глаза набухли от нахлынувшей обиды.
У Маргарет дёрнулся край глаза, и во взгляде появились леденящие дьявольские искры.
Почему же сейчас, когда я была так счастлива, ты решила сломать мою жизнь ?! – чувствуя, что последние силы начинают покидать её, Энн решила пойти лечь в постель.
Маргарет нервно встала с дивана и подошла поближе к дочери.
Боже мой ! Да ты пьяна ! Честное слово, не стоило так расстраиваться ! Я ведь и в самом деле сделала эту небольшую глупость – а по-иному это и не назовёшь – только ради тебя ! – уже с назиданием произнесла она и подлила себе вина.
Ты стала для меня совершенно чужой, – подумала Энн, – мне теперь даже странно, что я когда-то так любила тебя !
Теперь и Энн в полной мере ощутила на себе действие яда, которым умела так щедро угощать её мать. Этот яд пропитывал человека насквозь и отравлял всю его жизнь. Энн очень устала, устала как никогда. Ей захотелось забиться в самый дальний и тёмный угол своей спальни, накрыться одеялом с головой и никого не видеть. Захотелось заснуть так глубоко, чтобы, проснувшись, не помнить о тех, кто оставил столько боли в её сердце. Даже человек, потерпевший кораблекрушение и оказавшийся на плоту посреди океана, казался ей не таким одиноким, какой она чувствовала себя сейчас.
Маргарет решила не принимать близко к сердцу разговор с дочерью, полагая, что подростковые обиды быстро стихнут, и всё останется по-прежнему. Маргарет ошибалась: в этот день она умерла для Энн навсегда.