— Ну, это не про тебя, Марта. Ты никогда не бываешь бледная и в соплях. Ты всегда красивая. В любом состоянии выглядишь на отлично.
— Завидуешь, что ли?
— Да прям! Ты ж моя подруга, чего я буду завидовать?
— Так подругам больше всего и завидуют — так моя мама говорит.
— Ну, знаешь… Это не про меня!
— Да ладно, не злись. Шучу я. Но простужаться все равно не хочу, хватит с меня весенней романтики.
Марта отдернула портьеру, изящно соскользнула с широкого подоконника, и Оле ничего не оставалось, как последовать за ней.
Они часто устраивали себе посиделки на подоконнике, закрывшись от комнаты плотной портьерой. Окна в доме были большими, подоконники широкими, и можно было вполне комфортно устроиться в этом пространстве вдвоем, сидя лицом к лицу и обхватив колени руками. И сидеть долго, секретничать. И пугать Олину маму, вернувшуюся домой с работы. Уж вроде привыкнуть пора, что они часто так сидят, а она все равно пугалась, услышав их тихие голоса из-за портьеры…
Квартира была однокомнатной, но довольно большой — Оле с мамой места хватало. Тем более угол у Оли был свой, отгороженный от общего пространства старым буфетом. В «своем» углу размещались тахта и письменный стол, и можно было хозяйничать, как Оле вздумается, то есть навешивать на оборотной стенке буфета афиши своих любимцев, некоторые даже с автографами, между прочим!
Вот певица Линда, например. Черные волосы, черный плащ, неестественно белое лицо, неестественная скрюченная поза. Смотришь, и в голове сама по себе начинает звучать немного агрессивная мелодия — я ворона, я ворона… Олина мама, впервые увидев эту афишу, аж встрепенулась вся от испуга и руками отчаянно замахала: «Оля, убери немедленно эту страсть, еще накликаешь беду! Да разве можно на такое смотреть перед сном, кошмары замучают!» Они потом долго смеялись, вспоминая первую мамину реакцию.
А вот еще афишка — на ней сама Татьяна Овсиенко в кожаных шортах. Марта вздыхала завистливо, глядя на эти шорты — вот бы такие достать… «Да куда ты в них пойдешь, если даже достанешь! — искренне удивлялась Оля. — Дальше собственной квартиры все равно не выйдешь! Ты лучше на более доступный наряд замахивайся! Вон, смотри на другой афише какое платье у Людмилы Сенчиной красивое! Моей маме очень понравилось! Скромненько и со вкусом. Она вообще очень любит Людмилу Сенчину».
Марта лишь кивала головой снисходительно, делая вид, что соглашается. Но про себя думала: нет уж, дорогая подруга, скромненько и со вкусом — это не для меня. Дай только срок — и все будет. И даже кожаные шорты будут, хотя они вовсе не предел мечтаний! Что — шорты? Безвкусица, пошлость агрессивная и одноразовая. Нет, относительно вкусов мы другим путем пойдем, тем самым, где слово «скромненько» ни одной нотой не звучит.
— Давай телевизор включим! — предложила Оля, снимая с экрана зеленую салфетку-мережку. — Вдруг что-нибудь интересное показывают.
— Да что там может быть интересного? — отмахнулась Марта.
Телевизор еще не вспыхнул черно-белым экраном, а в комнату уже прокрался бодрый и мягкий голос диктора «Новостей»:
— Мы ведем репортаж из Кремлевского Дворца съездов… Перед делегатами двадцатого съезда Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи выступает Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев…
— Ой, выключи ты эту галиматью, умоляю! — раздраженно махнула рукой Марта. — Слушать это не могу! Опять сейчас талдычить начнет про перестройку и гласность! Каждый раз одно и то же, хоть бы новенькое что-то придумал!
— Да ладно, я выключу, — пожала плечами Оля, — если тебе не нравится…
— А тебе нравится, что ли?
— Не знаю. Но и раздражаться особо не вижу смысла. Если человек считает нужным что-то говорить, то пусть поговорит… Тем более он не простой человек, а Генеральный секретарь! И если он говорит про перестройку и гласность, значит, так правильно. Да и вообще, я нормальный человек, а не диссидентка какая-нибудь…
— Так и я не диссидентка. Просто сколько можно? Одно и то же, одно и то же… Неужели ему самому не надоедает, а?
— Ну, не нам с тобой об этом судить.
— А я и не сужу. Просто смотреть на это не хочу, вот и все.
Они замолчали, будто поссорились. В наступившей тишине стало слышно, как проворачивается ключ в замке на входной двери.
— Ой, мама пришла! — радостно подпрыгнула Оля, устремившись в прихожую.
Марта села на диван, поджала под себя ноги, стала слушать, как Оля с мамой радостно щебечут в прихожей, будто век не виделись. Потом взгляд ее лениво пробежал по обстановке комнаты, хотя чего нового можно разглядеть в той обстановке? То же самое все, изо дня в день, из года в год. Старый буфет, развернутый боком с целью создать «уютный угол для Олечки», старый диван, на котором спит Олина мама Наталья Петровна, платяной шкаф, стол с темно-зеленой скатертью, телевизор в углу — вот и вся обстановка. Да, все чистенько, вылизано, ни соринки нет, ни пылинки. Скромненько и со вкусом. Хотя относительно вкуса большой вопрос. Если не считать, конечно, признаком вкуса темно-зеленую скатерть, напоминающую цветовой гаммой вытертую зелень ковра на полу. И плюс к тому зеленую салфетку-мережку, стыдливо прикрывающую экран телевизора. Да, относительно вкуса — это очень-очень спорный вопрос.