Сожаления душили уже после. Точили маленькими зубками остатки души изнутри, впивались в нее и снова точили каждый день, не давая покоя, сводя с ума, преследуя во снах, да и наяву тоже.
— Это было необходимо, — сам перед собой пытался оправдаться Келгар вполголоса монотонно. — Я не виноват… вся вина лежит на семье Арзеви… только они во всем виноваты, потому что забрали наше состояние… наше положение в обществе… все забрали…
Дабы не сдохнуть от ненависти к себе, Келгар всегда пытался сосредоточиться на ненависти к другим, вот и посвятил себя без остатка уничтожению рода банкиров, успокаивая обезумевшую совесть жалкими отговорками. Хоть ненадолго, но это помогало.
Очередной приступ воспоминаний бесцеремонно прервал робкий стук в дверь, крики и топот, доносившиеся из коридора. Неужели прислуга так осмелела, что не побоится побеспокоить своего хозяина, когда он настолько не в духе? В любом случае, придется подняться и, устало наступая на обрывки важных документов, проследовать нехотя к двери.
В коридоре и правда столпилась перепуганная челядь, которая моментально стихла от удивления, замерла и сжалась, застав господина в столь ужасном виде: разорванная, посиневшая местами рубашка, всклокоченные волосы, тоже перепачканные чернилами, совершенно отрешенный и тусклый взгляд, порезы от бумаги на руках… Никогда прежде Келгар не выглядел таким жалким и сломленным.
— Я в порядке, — сухо и бесцветно прошелестел судья, вглядываясь в пустоту. — Я хочу побыть один. Оставьте меня. Мне ничего не нужно.
— Г-господин, мы бы не посмели в-вас потревож-жить, но… но… там… — начала молоденькая горничная, сжимаясь все сильнее и дрожа, словно листочек.
— ...там старший хранитель закона. Сюда, к вам, вот, идет. Обыскивать, — продолжил повар. — Ордера у него, правда, нет, но…
— Если нет ордера, то охрана имеет полное право выкинуть его, как мусор, из моего дома. Завтра я сам с ним разберусь в суде, — так же коротко и сухо.
— Тут такое дело, в общем, охрана сбежала, едва он на них рявкнул.
— Что?! — господин от вспыхнувшей злобы чуть язык себе не прикусил. — За что я платил этим трусам жалование?!
А тем временем с лестницы донесся зловещий скрип и глухие тяжелые шаги.
— Уважаемый судья Келгар Редрайти, ты обвиняешься в целом ряде тяжких преступлений против закона Орена! — торжественно сообщил Зеркат, добравшись наконец до нужного этажа, где и столпилась вся прислуга.
Увидев в мундире хранителя закона да еще и с белыми манжетками серокожую увесистую тварь, Келгар едва не рассмеялся, но потом побледнел резко, вспомнив, что же это за чудо-чудное, которое на всю столицу славится. А Зеркату на самом деле есть чем гордиться: его считают самым неподкупным и самым упрямым борцом с преступностью за всю историю королевства. Ну и самым здоровенным тоже.
— Где ордер? Без ордера я отправлю тебя на самую дальнюю каменоломню, и ты там сдохнешь, тупая скотина!!! — заорал с места хозяин дома, пытаясь давить своим авторитетом. — Я — судья, а не какой-то плебей! У меня неприкосновенность! Ордер на обыск моего дома должны подписать…
— Так ввиду многочисленных доказательств, подтверждающих твою вину, я могу действовать без ордера, согласно кодексу хранителей закона, — абсолютно спокойным голосом пояснил монстр, неумолимо приближаясь.
— Каких доказательств? — чуть не взревел Келгар.
— Ну, тех самых, какие я найду в твоем сейфе, — усмехнулся, — кстати, где он там у тебя? В твоем кабинете, да?
От подобной наглости у юноши на минуту пропал дар речи, но он быстро нашел в себе силы собраться:
— Что вы стоите, будто истуканы? Остановите его! — рассвирепев, Келгар кинулся к первому попавшемуся остолбеневшему лакею и грубо схватил его за ворот.
Вот только повар, будучи довольно крепким, без особого труда расцепил остервенелые пальцы своего господина и отшвырнул его, словно щенка, под удивленный возглас толпы.
— Мы увольняемся, судья Келгар. Вы обращались с нами хуже, чем со скотиной, били за малейшие оплошности, унижали, будто мы ваши жалкие рабы, поэтому не ждите, что хоть кто-то из нас захочет умереть за такую падаль, как вы, — с презрением и довольно громко сообщил мужчина.
Наконец-то ему, обычному повару, выпал маленький шанс отомстить за все бесконечные придирки, издевательства и за десяток тарелок с супом, которые безжалостная сволочь, не церемонясь, выплеснула ему прямо в лицо.
— А я… я знаю шифр сейфа… первые восемь циферок, — пискнула горничная, стараясь не смотреть в искаженное яростью и безысходностью лицо хозяина.
Вся челядь понимала — это конец всесильного Келгара. И ни один из собравшихся не горел желанием помочь господину, что вот-вот сорвется в пропасть. Наоборот, им хотелось поскорее своего «любимого» хозяина туда сбросить за весь тот ад, какой пришлось вытерпеть.
Предательство — стало любимой шуткой судьбы хозяина. Настолько смешной, что на его лице вспыхнула безумная улыбка.
☆☆☆
За сегодняшний день Лианейн вообще не просыпалась, лишь сонно бормотала тихие неразборчивые слова. Она пыталась выкарабкаться из своего сна, даже сжимала ослабшие пальчики и слегка приподнималась, а потом вновь падала на подушки, проваливаясь в сладкие грезы. Естественно, Эштен ни на шаг не отходил от постели, обнимая ее тело щупальцами. Он искренне переживал за самого дорогого человечка, без которого уже не сможет жить. Переживал очень сильно, ибо его любимая не сделала и пары глотков за весь день. А одновременно с клокочущим волнением по всему его темно-бирюзовому телу разливалась необычайно-трепещущая радость от предстоящего пополнения в семействе.
Комментарий к 15. Предательство
Хранитель закона — в Орене они выполняют функции полицейских
Шульгардский Марвек — одно из самых дорогих вин королевства Шульгард
====== 16. Собиратель ======
Мерзко-серые выцветшие стены, полумрак, громкие крики, сквозь которые пробивались отголоски капающей воды, и, конечно же, стальные толстые решетки, местами покрытые ржавчиной, — все это тюрьма предварительного заключения, где содержатся подозреваемые до суда. Чертовски безрадостное место, пропитанное насквозь вонью, людским горем и жестокостью. Место, являющееся по сути своей лишь преддверием ада, что начнется сразу после приговора.
В единственной отыскавшейся одиночной камере на обычной дубовой скамье, обняв колени, сидел худой продрогший юноша. В этом человеке с трудом угадывался бывший судья Келгар Редрайти. Ну да, короткая стрижка и обычная роба, такая же мерзко-серая, что и тюремные стены, сильно испортили его внешний вид. Но надо отдать должное местным стражам, что не засунули его тело к бандитам, ворам и убийцам и даже принесли ему более-менее нормальный кусок хлеба, который, впрочем, все равно валялся нетронутым прямо на полу.
Какая злая ирония богов — обречь бывшего властителя чужих судеб пройти весь тяжкий путь от обвинения до судебного вердикта. Раньше люди и представители иных рас были для Келгара лишь живыми куклами, с коими он мог играться на заседаниях, ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь придется и на себя примерить одежонку подследственного, что уже и у него будет персональный властитель судеб и, возможно, такой же бесчеловечный, как и сам Келгар.
☆☆☆
В огромной чашке, скорее походившей на небольшую кастрюлю, растворялось сразу шесть ложек сахара. Зеркат жадно втянул аромат чая, облизнул губы и машинально одним хлебком чуть все не осушил. На это совершенно равнодушно взирал его собеседник. Собеседник весьма неприметный, особенно на фоне монстра в мундире старшего хранителя закона. Единственное, что можно было выделить в этом худощавом блеклом человеке, которого почти полностью скрывал поношенный темный плащ, — золотые проницательные глаза, какими обычно хвастаются роковые красавцы из оренийских любовных романов. Но нет, остальные черты лица казались абсолютно заурядными и больше подходили какому-нибудь мелкому чиновнику.