— Может быть, она и, смогла бы, — ответила я, — но без упоминания Харпера книга бы не раскупалась.
— Именно так.
— Почему она пользовалась литературными псевдонимами? Это было частью ее договора с Харпером?
— Думаю, что да. Мне кажется, он хотел, чтобы Берил оставалась его секретом. Он обеспечил ей литературный успех, но хотел закрыть ее от всего мира. Имя Берил Медисон не слишком хорошо известно несмотря на то, что ее романы имели коммерческий успех.
— Могу я предположить, что она была на грани нарушения этого контракта, и по этому поводу обратилась к «Орндорфф и Бергер»?
Марк отхлебнул из стакана.
— Позволь тебе напомнить, что она не была моей клиенткой. Поэтому я не знаю всех подробностей. Но у меня было впечатление, что она загорелась написать нечто замечательное. А вот то, о чем ты, наверное, уже знаешь: ей кто-то угрожал, изводил ее...
— Когда?
— Прошлой зимой, примерно в то время, когда я виделся с ней за ленчем. По-моему, это было в конце февраля.
— Продолжай, — заинтересовалась я.
— У нее не было никаких предположений насчет того, кто ей угрожает. Началось ли это до того, как она решила написать то, что задумала, или после — я не могу сказать с уверенностью.
— Как она собиралась выходить из положения. Я имею в виду нарушение условий контракта?
— Указание, которому следовал Спарацино, было таким: проинформировать Харпера, что у него есть выбор. Он мог работать с нею вместе, осуществляя таким образом своего рода контроль над конечным результатом. Харперу предоставлялись бы ограниченные права цензора. В противном случае, он бы оказался сукиным сыном, и Спарацино поднял бы по этому поводу шум в газетах и в «Шестидесяти минутах». Харпер был связан по рукам и ногам. Бесспорно, он мог бы подать на Берил в суд, но у нее было не так много денег, и процесс стоил бы ему больше, чем он мог бы с нее получить. К тому же тяжба послужила бы хорошей рекламой для книги Берил. Так что, на самом деле, Харпер проигрывал в любом случае.
— А он не мог добиться судебного запрета на публикацию? — спросила я.
— Это вызвало бы только еще больший интерес публики. А чтобы заткнуть рот прессе, ему бы потребовались миллионы.
— Теперь она мертва. — Я смотрела, как дымится в пепельнице моя сигарета. — Я полагаю, книга не окончена. У Харпера нет никаких проблем. Ты это имеешь в виду, Марк? Что, Харпер, возможно, замешан в ее убийстве?
— Я просто делюсь с тобой информацией, — сказал он.
Эти ясные глаза смотрели мне прямо в душу.
Я почувствовала себя неуютно, вспоминая, какими недостижимо далекими бывали они иногда.
— О чем ты думаешь? — поинтересовался он.
Я не сказала ему, о чем я думала. А на самом деле мне показалось очень странным, что Марк рассказывает мне все это. Берил не была его клиенткой, но он знал законы профессиональной этики юриста, которые совершенно ясно говорили о том, что ответственность за информацию, которой владеет любой из сотрудников фирмы, распространяется на всех остальных. Он почти нарушил приличия, и это было настолько же непохоже на щепетильного Марка Джеймса, которого я помнила, как если бы он появился в моем доме, щеголяя татуировкой.
— Я думаю, тебе было бы лучше поговорить с Марино, возглавляющим расследование по этому делу, — ответила я, — или же, если хочешь, я сама передам ему то, что ты рассказал мне. В любом случае он разыщет вашу фирму, чтобы задать несколько вопросов.
— Хорошо. С этим у меня нет никаких проблем.
Мы немного помолчали.
— Как она выглядела? — спросила я, кашлянув.
— Я уже говорил, что встречался с нею лишь один раз. Но это была весьма запоминающаяся женщина. Живая, остроумная, привлекательная, она была вся в белом — в потрясающем белоснежном костюме. Была в ее лице, в манере держаться некоторая отстраненность. Казалось, она хранит много секретов. В ней была глубина, непостижимая для посторонних. Берил много пила, по крайней мере, в тот день за ленчем: взяла три коктейля — и это в середине дня! Меня это удивило. Однако, возможно, это не было характерно для нее. Нервничала, была явно напряжена и чем-то расстроена. Согласись, причина ее обращения в «Орндорфф и Бергер» была не слишком приятной. Я уверен, что все это дело, связанное с Харпером, сильно беспокоило ее.
— Что она пила?
— Не понял?..
— Три коктейля. Что это были за коктейли? — уточнила я.
Он нахмурился, уставившись в угол кухни.
— Черт, я не знаю, Кей. Какое это имеет значение?
— Я не уверена, что это имеет какое-то значение, — сказала я, думая о шкафчике на кухне Берил. — Она говорила об угрозах, которые она получила? В твоем присутствии, я имею в виду?
— Да. И Спарацино упоминал о них. Все, что я знаю — ее стали беспокоить телефонные звонки вполне определенного характера. Всегда один и тот же голос, причем совершенно ей не знакомый, по крайней мере, так она утверждала. Происходили и другие странные события. Я не помню деталей — прошло слишком много времени.
— Она записывала эти события? — спросила я.
— Не знаю.
— И она не имела представления, кто и почему это делал?
— Во всяком случае, она так утверждала. — Марк поднялся со стула. Время приближалось к полуночи.
Когда я провожала его до двери, одна мысль неожиданно стукнула мне в голову.
— Этот Спарацино, — сказала я, — как его зовут?
— Роберт, — ответил Марк.
— А к нему нельзя обратиться по инициалу "М", нет?
— Нет, — сказал Марк, глядя на меня с интересом.
Повисла напряженная пауза.
— Езжай осторожно.
— Спокойной ночи, Кей, — сказал он, немного поколебавшись.
Возможно, это всего лишь мое воображение, но на какое-то мгновение мне показалось, что он собирается поцеловать меня. Но затем он быстро сбежал по ступенькам, и уже из дома я слышала, как он отъезжает.