Вернувшись домой, я все утро провисела на телефоне, обзванивая авиакомпании, обслуживающие ричмондский аэропорт «Бирд», наиболее удобный для Стерлинг Харпер.
— Да, я знаю, что это минус двадцать процентов, — сказала я билетному агенту авиакомпании «ЮС-эйр». — Вы не понимаете. Я не пытаюсь поменять билет. Это было несколько недель назад. Я пытаюсь выяснить, вылетала ли она вообще.
— Речь идет не о вашем билете?
— Нет, — повторила я в третий раз, — билет был на ее имя.
— Тогда она должна сама связаться с нами.
— Стерлинг Харпер мертва, она не может сама связаться с вами.
Испуганное молчание.
— Она умерла внезапно примерно в то время, когда предполагал предпринять путешествие, — объяснила я. — Если бы вы могли просто проверить по своему компьютеру...
И так далее, и тому подобное. Под конец я уже повторяла все это не задумываясь. В «ЮС-эйр» ничего не обнаружилось, так же как и в компьютерах Дельты, Юнайтед, Америкэн и Истэн. Насколько можно было судить по данным билетных агентов, в течение последней недели октября, когда была убита Берил Медисон, мисс Харпер не улетала из Ричмонда. Она также и не уезжала на машине. Я очень сомневалась, что она воспользовалась автобусом. Оставался поезд.
Агент компании «Эмтрак», которого звали Джон, сказал, что его компьютер не работает, и спросил, не может ли он мне перезвонить. Я повесила трубку как раз в тот момент, когда кто-то позвонил в мою дверь.
Еще не было двенадцати. День был кислый и хрустящий, как осеннее яблоко. Солнечный свет разрисовал мою гостиную белыми прямоугольниками и бликовал на ветровом стекле незнакомой серебристой «мазды-седана», запаркованной на моей подъездной аллее. Черезглазок я разглядела, что перед моей дверью стоит бледный светловолосый молодой человек с опущенной головой и поднятым до ушей воротником кожаной куртки. Перед тем как открыть дверь, я засунула свой тяжелый «руджер» в карман теплого жакета.
Я не узнала его до тех пор, пока не увидела в упор.
— Доктор Скарпетта? — нервно спросил он.
Я не сдвинулась с места, чтобы пропустить его внутрь, моя правая рука твердо сжимала в кармане рукоять револьвера.
— Пожалуйста, простите, что я вот так появился перед вашей дверью, — сказал он. — Я звонил вам в отдел, и мне сказали, что вы отпуске. Я нашел вас по справочнику, но телефон был занят. Тогда я решил, что вы дома. Мне, ну... мне действительно нужно поговорить с вами. Вы позволите войти?
При личной встрече он выглядел даже еще более безвредным, чем на видеопленке, которую мне демонстрировал Марино.
— О чем речь? — твердо спросила я.
— Берил Медисон, это о ней. Э... меня зовут Эл Хант. Я не займу много вашего времени. Я обещаю.
Я отступила от двери, и он зашел внутрь. Он уселся на диване в моей гостиной, и его лицо стало белым, как алебастр, когда он на мгновение задержался взглядом на рукоятке моего револьвера, высунувшейся из кармана жакета, пока я устраивалась в кресле с подголовником на безопасном расстоянии от своего гостя.
— Ах, у вас есть револьвер? — спросил он.
— Да, — ответила я.
— Я не люблю их, вообще не люблю оружия.
— Оно не слишком привлекательно, — согласилась я.
— Не в этом дело, мэм, — сказал он. — Однажды, когда я был мальчиком, мой отец взял меня поохотиться на оленя. Он подстрелил олениху. Она плакала. Олениха плакала. Лежала на боку и плакала. Я бы никогда никого не смог подстрелить.
— Вы знали Берил Медисон? — спросила я.
— Полицейский... полицейский разговаривал со мной о ней, — запинаясь, проговорил он, — лейтенант. Марино, лейтенант Марино. Он пришел на мойку, где я работаю, и заговорил со мной, а затем допрашивал меня в полицейском управлении. Мы говорили очень долго. Обычно она пригоняла к нам свою машину. Вот откуда я ее знаю.
Пока он продолжал бессвязно говорить, я не могла отделаться от мысли о том, какие «цвета» излучала я. Стальной голубой? Может быть, оттенки ярко-красного, потому что я была настороже и старалась не показывать этого? Я испытывала искушение предложить ему уйти и думала о том, чтобы вызвать полицию. Я не могла поверить, что он сидит в моем доме, и, возможно, неожиданная дерзость с его стороны и некоторая растерянность с моей объясняли, почему я ничего не предприняла.
Я прервала его:
— Мистер Хант...
— Пожалуйста, зовите меня Эл.
— Тогда, Эл, — сказала я, — почему ты хотел увидеть меня? Если у тебя есть информация, почему бы тебе не поговорить с лейтенантом Марино?
Его щеки покраснели, и он неловко опустил взгляд на свои руки.
— То, что мне нужно сказать, на самом деле не относится к категории той информации, которую сообщают полиции. Я подумал, что вы можете понять.
— Почему ты так подумал? Ведь ты меня совсем не знаешь.
— Вы отнеслись к Берил со вниманием. Как правило, женщины лучше, чем мужчины, чувствуют и сострадают.
Может быть, все действительно так просто? Может быть, Хант пришел сюда, потому что верил, что я не буду унижать его? Сейчас он пристально смотрел на меня раненым, удрученным взглядом. В его глазах металась паника.
Он спросил:
— Были ли вы когда-нибудь в чем-то уверены, доктор Скарпетта, даже несмотря на абсолютное отсутствие каких бы то ни было доказательств, подтверждающих вашу уверенность?
— Я не ясновидящая, если ты об этом спрашиваешь, — ответила я.
— Вы эксперт?
— Да, я эксперт.
— У вас есть интуиция, — настаивал он, теперь в его глазах стояло отчаяние, — вы очень хорошо понимаете, что я имею в виду, разве нет?
— Да, — сказала я, — думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду, Эл.
Он, казалось, почувствовал облегчение и глубоко вздохнул.
— Я знаю, как все было, доктор Скарпетта. Я знаю, кто убил Берил.
Я никак не отреагировала.
— Я знаю его, знаю, что он думает, чувствует, почему он это сделал, — проговорил Хант с чувством. — Если я расскажу вам, вы обещаете отнестись к этому со вниманием? В любом случае, отнесетесь вы к этому серьезно или нет, я не хочу, чтобы вы бежали в полицию. Они не поймут. Ведь вам это ясно, не так ли?