— Да, вы пейте, пока не остыл, — позволил ей Черномор.
И в тот момент, когда она как раз обожгла язык и поперхнулась, в кабинет зашёл Савойский.
— Владлен Борисович, у вас бумаги по кредиту?
Дана пыталась откашляться в кулачок, пока они там между собой поговорят. Горло свело спазмом, на глаза навернулись слёзы.
— Кстати, я ж нормального кофе так и не попил, — он глянул в её сторону, пока она туберкулёзно кашляла, но основное внимание досталось чашке.
— Они у главного бухгалтера, — ответил Черномор.
— А она говорит, у вас, — Савойский подошёл и нетерпеливо барабанил пальцами по столу, пока Черномор перекладывал на столе бумаги. — Фиолетовая папка. Вот она, я её, кажется, вижу!
Он перегнулся и дёрнул заветный уголок. Скользкий пластик скоросшивателей всех цветов разлетелся по столу и блюдце вместе со всем его содержимым оказалось на коленях у Даны. Она и охнуть не успела. Только взмахнула руками как раненая чайка. По ногам неприлично потекло горячее.
— О, господи! Простите! — на секунду замер Савойский, а потом бросился ей помогать, и даже спас шоколадку. — Есть что-нибудь? Чем вытереть?
Он отряхивал брусочек в промокшей бумажке.
Черномор принялся энергично двигать ящиками стола, а Дана полезла в сумку за влажными салфетками. Да что ж такое! Она вообще выберется отсюда живой?
— Кира! — крикнул парень по направлению к двери. Выглянул в коридор и снова крикнул: — Кира! Принеси какое-нибудь полотенце.
Кира, девушка, что сварила кофе, приятная и любезная как стюардесса, вошла с рулоном бумажных полотенец. И пока она помогала Дане вытирать пятно, Савойский растерянно потоптался на месте, а потом развернул шоколадку и съел.
Наверно, это нервное, но Дане внезапно стало смешно, как он задумчиво жуёт и мысли его где-то далеко-далеко, в другой галактике.
— Приятного аппетита! — сказала Дана, вставая и улыбнулась.
— Спасибо! — он очнулся и тоже улыбнулся ей шоколадными зубами. Глядя на него, улыбнулась даже Кира.
— Спасибо за кофе! — Дана пошла в туалет приводить себя в порядок и в дверях столкнулась с пергидрольной блондинкой за сорок. Она презрительно отстранилась, прикрываясь фиолетовой папкой.
— Я нашла, Павел Дмитриевич. Она была у меня.
Данькина жертва была напрасна, кофе её поливали зря.
По сравнению с разбитым телефоном, разлитый кофе, конечно, мелочь. Но в сумме с ним сводил на нет всю радость от новой работы. Она ещё даже не приступила, а уже в минусе.
Она критически осмотрела себя в зеркале. Безобразное пятно на блузке — ей словно выстрелили в живот. Поправила размазанные глаза, убрала растрепавшиеся волосы. Достала свой несчастный телефончик и в последней надежде нажала кнопку включения.
Это была самая долгая секунда её жизни. Вместе со всем миром за это время она успела бы выпить четырнадцать чашек чая, сто семьдесят девять раз поковыряться в носу, открыть четыре тысячи банок консервов, десять раз зачать, родить трёх детей и почти два раза умереть, когда экран, наконец, загорелся. Аллилуйя!
— Ты где там? Ау?! Чего молчишь? Ты здесь вообще? — поприветствовал её телефон Оксанкиными сообщениями.
— Телефон разбила. Перезвоню, — и сообщение ушло.
Она бодро вышла из туалета. По крайней мере сегодня она точно не умрёт от любопытства.
В кабинете её ждали вновь аккуратно сложенные папки, каталоги, которые она попросила, Черномор и новая порция кофе с шоколадкой. Она поймала себя на мысли, что для полноты картины ей не хватает Савойского. Она даже не против, если этот кофе вновь окажется на её блузке, а очередная шоколадка у него в зубах. «Дана, что ты несёшь?»
— Не бойтесь, пейте. Он ушёл, — улыбнулся дядька Черномор, оценив её взгляд в сторону двери по-своему.
Между осторожными глотками и шелестом фольги они договорились о способе связи, сроках и оплате. Ни по одному пункту она не возражала, чем, наверно, выдала себя с потрохами — оплата предвосхитила все её ожидания. А потом вошла Пергидрольная и всё с тем же презрением, которое видимо намертво пришил ей к лицу пластический хирург, положила перед ней конверт.