— Мы нашли его, Ханна! — воскликнула я, чувствуя, как от волнения подгибаются колени. — Теперь все точно будет хорошо.
Гулко стуча каблуками, я взбежала по истертым ступеням и, на миг замешкавшись, подергала за витое бронзовое кольцо. Раскатистый звон колокольчика разнесся по округе, вторя гулкому стуку моего сердца. Сейчас, сию минуту откроется дверь — и с ней начнется новая глава моей жизни…
Глава 2
Элизабет
Я застыла в дверном проеме, не веря своим глазам. В огромном зале, озаренном трепещущим пламенем сотен свечей в витых канделябрах, распахнулась невероятная, шокирующая картина разврата и сладострастия.
Куда ни кинула бы я взгляд — всюду полуобнаженные девицы, небрежно раскинувшиеся на диванах и креслах в самых соблазнительных позах. Полупрозрачный муслин обрисовывал формы, глубокие вырезы почти полностью обнажали плечи и грудь. Высокие разрезы на юбках при каждом движении давали возможность любоваться стройными ножками и кружевными панталонами. Самые смелые красотки и вовсе отбросили всякий стыд, явившись почти обнаженными.
Экзотические ароматы благовоний и пряностей дурманили голову, смешиваясь с запахом вина, пудры и разгоряченных тел. В ушах шумело от сладострастных вздохов, неприличных шуток, призывного смеха и звуков поцелуев. Жаркий воздух дрожал, точно раскаленный от испарений порока и вожделения, окутывая меня удушливой волной.
Не в силах вымолвить ни слова, я в ужасе обвела глазами зал. Степенные господа и юнцы, загадочные дамы и сомнительные личности в масках — все они слились в одном бесстыдном хороводе греха, предаваясь плотским утехам прямо на виду.
Вот пылкий кавалер залез рукой под подол своей визави. Вот красотка откровенно прижалась к партнеру, бесстыдно потираясь. В углу среди горы подушек беззастенчиво миловались сразу несколько парочек…
Отовсюду доносились обрывки сальных шуток, скабрезных намеков, непристойных предложений. Мужской смех чередовался с визгливым женским хихиканьем. Оркестр выводил такую чувственную мелодию, что сама кровь начинала бежать быстрее, вторя сладострастному ритму и будоража плоть.
Перед музыкантами полуголая смуглянка извивалась в откровенном танце, позволяя похотливым взглядам ласкать каждый изгиб точеной фигуры. Полупрозрачная ткань пеньюара ничего не скрывала, лишь сильнее распаляя мужские фантазии.
Но истинное средоточие порока оказалось, конечно же, на втором ярусе зала, где за ажурной галереей прятались многочисленные двери опочивален — альковов, будуаров, тайных комнаток для утех. То и дело оттуда выглядывали разгоряченные девицы, маня к себе клиентов призывными жестами, взмахами рук и выразительно поводя бедрами.
Когда одна из дверей распахнулась, на миг явив моему потрясенному взгляду огромную разобранную постель, сбитые простыни и несколько сплетенных в экстазе тел, я почувствовала, как гусиная кожа пробежала по моей спине. К щекам прилил невыносимый жар, словно сам адский огонь коснулся моего лица. Нет, нет, я не должна была подглядывать за непотребствами! Это грех!
О Боже, куда же я попала? — лихорадочно неслось в голове, пока ошеломленный взгляд против воли приковывал все новые и новые постыдные детали. Вот из-под рояля выглянули дамские ножки в чулках, вот в приоткрытой двери мелькнуло оголенное женское плечо, вот красотка многозначительно погладила набалдашник трости своего кавалера…
Сердце бешено колотилось, грозя выскочить из корсета, дыхание срывалось. Паника затапливала сознание. Нет, не могло быть! Моя любимая тетя не имела никакого отношения к подобному разврату! Это какая-то чудовищная ошибка!
— Святая Мадонна! — ахнула за моей спиной Ханна. Ее лицо было бледно как мел, губы дрожали. — Куда же мы попали?
Но я не могла выдавить ни звука. Дурнота подкатила к горлу, в ушах нарастал звон. И вдруг…среди толпы я заметила устремленный прямо на меня наглый мужской взгляд.
В кресле напротив вальяжно развалился смуглый красавец с дьявольской усмешкой и шальным блеском в янтарных глазах. Темные волосы незнакомца, выгоревшие у корней, были художественно растрепаны, а в ухе поблескивал крупный бриллиант чистой воды.
Его наряд был воплощением дерзкого бесстыдства и презрения к приличиям. Темно-синий сюртук распахнут на груди, являя взору неприлично большой треугольник загорелой кожи в вырезе белоснежной рубашки. Несколько пуговиц расстегнуты, будто владелец нарочно хотел подразнить, шокировать публику своей раскрепощенностью.