Оставшись при своем мнении, горничная последовала за хозяйкой, чтобы помочь ей собраться в дорогу. Сирена направлялась прямиком в зыбучие пески, и не исключено, что они видится в последний раз. Стараясь не поддаваться тревожным предчувствиям, горничная уложила одежду, которая могла понадобиться Сирене во время путешествия, а затем долго смотрела вслед карете, пока та не исчезла за холмом.
Глава 22
12 декабря 1776 года
Прислушиваясь к завыванию ветра за окном кареты, Сирена Уоррен – в образе Вероники – собиралась с духом, полная решимости осуществить задуманное. Она навестила Дору Майклс и узнала, что ее дочь живет в штаб-квартире британцев со своим любовником, полковником Пауэллом. Сирена пришла в негодование при мысли, что Оливия не постеснялась выставить напоказ свою связь сразу после смерти мужа. Однако, поразмыслив, решила, что это вполне в духе мачехи, отличавшейся редким бессердечием и эгоизмом.
С мрачной усмешкой на лице Сирена поправила вуаль, взяла трость и, вцепившись в руку лакея, спустилась со ступенек кареты. Нервный озноб охватил ее, когда она медленно двинулась по направлению к зданию, в котором расположилась на зиму ставка генерала Хау. Как странно, думала Сирена, оглядываясь вокруг. Каким далеким кажется тот день, когда она впервые в сопровождении Митчела явилась в штаб-квартиру британцев, мечтая только о балах и празднествах. Как все изменилось с тех пор!
Помедлив, у подножия лестницы в расчете вызвать сочувствие капрала, Сирена сделала вид, что едва стоит на ногах. Она нарочно споткнулась о первую ступеньку, и молодой человек поспешил ей навстречу. Сирена приняла предложенную руку и приступила к осуществлению своего плана: проникнуть в кабинет генерала Хау.
Выслушав просьбу старой дамы, капрал вышел, оставив ее в тревожном ожидании. Сирена застыла перед дверью кабинета, как вдруг услышала знакомый голос: на верхней площадке изгибающейся лестницы стояла Оливия во всем блеске драгоценностей и туалета, приобретенного на деньги Митчела. Заливаясь беззаботным смехом, она держалась с поистине королевским величием. Как ни велика была ненависть Сирены к мачехе, но задуманная месть стоила того, чтобы сдержать эмоции до поры до времени. Скоро она доберется до Оливии. Вот тогда лицемерная ведьма забудет о притворстве, и все увидят ее злобную натуру.
Капрал коснулся локтя вдовы, оторвав ее от молчаливых раздумий, и провел в кабинет генерала Хау. Задержавшись в дверях, Сирена снова бросила взгляд на спускавшихся по лестнице Оливию и Джона Пауэлла, прежде чем полностью сосредоточиться на своей роли. Задыхаясь и кашляя, она с трудом доковыляла до стола генерала и для пущей убедительности обессиленно рухнула в кресло.
– Миссис Уоррен, могу ли я что-нибудь сделать для вас? Выпьете что-нибудь? – участливо спросил генерал.
– Благодарю вас, не беспокойтесь. Наверное, не существует лекарства, способного меня вылечить. Доктор утверждает, что причина всех моих болезней заключается в преклонном возрасте. Мне пора научиться жить со своими недугами, не обращая на них особого внимания.
Уильям Хау откинулся в кресле и, сцепив перед собой руки, смотрел на престарелую вдову, лицо которой закрывала плотная вуаль.
– Я был глубоко огорчен, узнав о смерти Митчела. Он долго и верно служил Короне. Теперь, когда войска мятежников убрались из Нью-Йорка, мы могли бы оказать содействие в поисках убийцы вашего сына.
– Самое большее, что вы можете для него сделать, – это снять чудовищные обвинения с моей внучки, – выпалила Сирена и поперхнулась, разразившись кашлем, стараясь вызвать сочувствие генерала. – Я уверена, что Митчел умер с тяжелым сердцем, зная, что его дочь несправедливо обвинили в заговоре и бог знает в чем еще!
Генерал нахмурился, глядя, как вдова борется с приступом кашля.
– Мне известно, что Митчел категорически отрицал наличие связи между его дочерью и шпионом мятежников, но мой информатор представил нескольких свидетелей, в присутствии которых она высказывалась против Короны и открыто призналась в своей дружбе с Натаном Хейлом.
– Чушь! – Вдова стукнула тростью по полу в подтверждение своих слов. – Моя внучка всегда была порывистым ребенком с бешеным темпераментом. Только тот, кто плохо ее знает, мог прийти к выводу, что она симпатизирует этим безбожным мятежникам, но Митчел понимал: больше всего Сирена была возмущена тем, что офицеры исключили ее из разговора по той лишь причине, что она женщина. Симпатии Сирены всегда были на стороне ее отца. Она любила его всей душой. Бедное дитя унаследовало от меня свой вспыльчивый нрав, поэтому не мне упрекать ее в том, что она совершенно не умеет скрывать свои мысли и чувства. В Англии я достаточно насмотрелась на благонравных пустышек и не хочу, чтобы Сирена вела себя подобно им.
– А вы сами присутствовали на том приеме? – поинтересовался Хау.
– Нет, но я взяла на себя труд переговорить со своими друзьями и выяснить, что же такого наговорила моя внучка. Не думаю, что мне пришлось бы по вкусу, если бы каждое сказанное мною слово понимали буквально. Осмелюсь предположить, что при таком подходе меня обвинили бы в преступлениях более тяжких, чем упреки в адрес Короны. – Она подалась вперед, уставившись на Хау сквозь черную вуаль. – Итак, кто этот болван, который возвел напраслину на бедное дитя?
Невольная усмешка появилась на губах Хау. Несмотря на властность и прямолинейность вдовы, он не мог не восхищаться ее дерзостью. Жаль, что его не было на том балу – тогда бы он точно знал, кому верить. Генерал ценил в женщинах острый ум и живость характера, но не упускал случая одержать верх над непокорным духом очаровательных созданий. Если Сирена унаследовала бурный темперамент своей бабки, ее общество наверняка доставило бы ему истинное удовольствие.
– Мадам, как бы мне ни хотелось сообщить вам, кто предоставил эту информацию, боюсь, я не вправе. Точно так же, как вы стремитесь защитить свою внучку и восстановить ее доброе имя, я должен обеспечивать безопасность тех, для кого интересы Короны превыше всего, – дипломатично ответил он.
– Чепуха! – пренебрежительно фыркнула Вероника. – Я готова поспорить на свое состояние, что ваш информатор руководствовался личными мотивами. Впрочем, как и любой доносчик. Я еще не встречала ни одного, кто не рассчитывал бы на вознаграждение за свои сомнительные заслуги.
Хау подавил очередную усмешку, размышляя о том, не видит ли он перед собой постаревшую на шестьдесят лет Сирену Уоррен. Вдова не лезла за словом в карман и говорила то, что думает.
– Возможно, вы и правы, – признал он, с неприязнью думая об информаторе, который проявил такое рвение, обвинив девушку.
– Вы выпустили прокламацию, проявив великодушие к вигам, которые стреляли в наших солдат. То же, что, по сведениям вашего доносчика – хотя все это наглая ложь! – будто бы совершила Сирена, не идет ни в какое сравнение с действиями мятежников, косивших наших людей из своих мушкетов. Не думаю, что безрассудные призывы к свободе и равенству для всех, особенно для женщин, которые страдают от деспотизма мужчин, – такое уж тяжкое преступление. – В ее голосе зазвучали саркастические нотки, и она поспешила продолжить, прежде чем Хау успел вставить слово: – Я утверждаю, что убийство британских солдат является гораздо большим проступком. Тем не менее вы предоставили амнистию вигам при условии, что они сложат оружие и вернутся домой.
Генерал Хау был поставлен в тупик. В свете этих рассуждений его действия казались непоследовательными и несправедливыми, а ему не хотелось, чтобы языкастая старушенция распространяла слухи о том, что он не способен командовать армией, ибо не в состоянии разобраться в собственных приоритетах. С ее подачи сплетня уже к вечеру пустит корни, а к утру расцветет пышным цветом. Упрямая вдова достигла преклонных лет, и теперь сам черт ей не страшен. Хау даже вообразил себе, как она пинками гонит смерть, твердо решив встретиться с ангелами не раньше, чем будет готова отправиться на тот свет. Если старушка вознамерится посеять зерно сомнения в его способностях, то сделает это со знанием дела. Семейство Уоррен обладало достаточным влиянием как в колониях, так и в самой Англии, а генерал не горел желанием рисковать своей карьерой.