Мейджорс закурил еще одну сигару и, тщательно изучив ее горящий конец, спросил:
— Не могла ли ваша дочь взять драгоценности? Если она собралась покинуть привычную для себя обстановку, она могла забрать их в качестве подспорья в новой жизни.
— Вы не о том говорите, мистер Мейджорс. Она ни за что бы не покинула отчий дом и меня, если бы этот негодяй не склонил ее к этому. Я знаю свою дочь. Она бы этого не сделала. — Джентри сердито взглянул на детектива, сорвал с вешалки пальто и шляпу и направился к двери. — Мне кажется, что я уже потратил впустую достаточно времени.
Только он собрался открыть дверь, как кто-то распахнул ее снаружи. Вошел помощник Мейджорса.
— Прошу прощения за то, что врываюсь, мистер Мейджорс, но только что поступила эта телеграмма. Это может быть важно, и я знаю, что вы хотели бы взглянуть на нее.
— Спасибо. — Мейджорс взял телеграмму.
Как только помощник вышел, он внимательно изучил ее содержание. Затем положил телеграмму на стол, на мгновение задумался, глядя в пространство, и повернул голову.
— Это из Балтимора. Обнаружено тело молодой женщины.
— Тело? — выдохнул Джентри. Мейджорс кивнул:
— Ее нашли мертвой в номере отеля, где она жила с неким мужчиной последние несколько недель. Ее зарезали. — Мейджорс, который думал, что может вынести все, что угодно, с трудом наблюдал за гримасой, исказившей лицо Джентри. Да, он стал слаб. Пора на покой. — Тот человек исчез. Описания совпадают. Конечно, необходимо официальное опознание…
— Да. — Джентри откашлялся. — Когда мы сможем отправиться в Балтимор?
XII
Лидия развешивала выстиранное белье на веревке, которую Росс натянул между фургоном и молодым деревцем, когда прибежала Анабет вне себя от возбуждения.
— Догадайся, что сейчас появилось в городе? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Фургон с торговцами-коробейниками. Там бездна самых разных товаров! И конечно, Леона Уоткинс подняла много шуму, говоря, что раз воскресенье, то ничего нельзя покупать и продавать в день, который сам Бог определил для отдыха, но мистер Грейсон сказал, что сейчас не обычное время и что люди не могут ходить в город только по субботам. А я видела собственными глазами, как Присцилла купила леденец на палочке и спрятала его в карман. А Ма сказала, чтобы ты пошла туда, она уже приглядела кусок материи, из которой для тебя выйдет хорошее платье к Четвертому июля.
Лидия подождала, пока все новости были выпалены буквально на одном дыхании. Росс, который занимался уздечкой, остановился, чтобы также выслушать рассказ. Одновременно они разразились хохотом.
Отношения между ними оставались сильно натянутыми после утренней стычки у Буэннтауна, и их смех удивил обоих. Когда они взглянули друг на друга, смех затих.
— Что ж, разве вы не собираетесь пойти туда и посмотреть, что продается? — спросила Анабет, не поверив своим глазам, когда Лидия спокойно вернулась к развешиванию белья.
— Мне ничего не нужно, — спокойно сказала Лидия.
— Но мать сказала, что этот материал лучше всего подойдет тебе, чем кому-нибудь другому, потому что это такое золотистое, и твои волосы, и… Мне кажется… да просто ты должна пойти и посмотреть все эти восхитительные вещицы.
— У меня много дел, Анабет, — терпеливо объяснила Лидия, бросив взгляд на Росса.
Он отложил уздечку и влез в фургон. Ей ничего не было нужно, и она ничего не хотела, но было бы приятно, если бы он предложил сопроводить ее к фургону торговца. Просто посмотреть.
Она уже привыкла к тому, что бесполезно ждать от него проявлений доброты. Он едва говорил с ней после того, как узнал, что Уинстон Хилл навещал ее, когда он отсутствовал. Каждую ночь он убеждался, что она и Ли легли, и только тогда устраивал свою постель под фургоном. Никто в караване этого не замечал. Многие мужчины спали снаружи, где было прохладнее.
Зато Лидия это заметила. Ей не хватало звука его дыхания здесь, рядом, в фургоне. Ей стало не хватать его присутствия. Ей стало не хватать зрелища того, как он снимал рубашку и ботинки.
— А Ма собирается купить тебе что-нибудь? — произнесла Лидия.
— Отец дал каждому по десять центов.
— Тоща поспеши истратить их, а то Присцилла Уоткинс все скупит.
Анабет засмеялась, но тут же ее настроение опять ухудшилось:
— Да, ты права. Но неужели ты не пойдешь? — Ей было так приятно первой сообщить Россу и Лидии о прибытии торговца. А теперь все было испорчено, потому что они вовсе не испытывали радости по этому поводу.
— Лучше на обратном пути загляни ко мне и покажи, что ты себе купила.
Анабет побрела прочь, шаркая ногами по пыли. Но восторг скоро вернулся к ней, и она весело побежала к реке.
— Лидия!
— Да?
Взяв за руку, он вытащил ее из-под влажного белья. Раскрыл ладонь и высыпал ей в руку несколько монет.
— Пойди, купи себе что-нибудь.
Она посмотрела на деньги, затем в фургон. Она знала, что Росс прячет деньги где-то там, но не знала, где, да это и не волновало ее. Деньги мало значили в ее жизни, потому что у нее их не было раньше, и они не имели для нее ценности. Единственная причина, по которой они стали что-то означать, было то, что их дал Росс.
— Мне ничего не нужно.
— Не покупай ничего, что тебе нужно. Купи то, чего ты хочешь.
— Но зачем? — с надеждой посмотрела она в его зеленые глаза.
Вопрос рассердил Росса. Когда появляется этот Хилл со своими подарочками — гребешок, книга стихов, которые должны ей понравиться, свежий пирог, который испек Мозес, — она никогда не интересуется причиной. Конечно, этот джентльмен с идеальными манерами всегда спрашивал разрешения Росса, прежде чем вручить подарки его жене — да, черт возьми, его жене. Лидия всегда скромно благодарила его, принимая подарок с опущенными глазами. А от него, от мужа? Ничего похожего. Она не могла просто поблагодарить его за щедрость, не могла принять подарок с вежливой улыбкой, как принимала от Уинстона Хилла.
Росс никогда бы не признался в ревности. Но именно ревность шевелилась внутри, подобно змее, отравляя все его существо. Именно ревность заставила его сказать:
— Потому что все подумают, что я паршивый муж, если не позволю своей, — он подчеркнул это слово, — жене купить какую-то безделушку у уличного торговца.
Она рассердилась на его замечание. Лидия прошла к Ли и взяла его на руки. Черта с два она потратит хотя бы цент на себя, но можно подобрать что-нибудь для ребенка.
— Оставь Ли здесь, я за ним пригляжу.
— Нет! — Она стремительно повернулась и потрясла кулаком с деньгами. — Я сама о нем позабочусь. Именно за это мне платят, не так ли? — не дав ему время на ответ, она зашагала прочь.
День независимости оказался ясным и жарким. Над лагерем повисла атмосфера ожидания. Сегодня был выходной, который давал отдых от утомительного путешествия, день, когда можно испечь что-нибудь к празднику, день веселья, музыки и забав. Если кто-то и ворчал, что это праздник сторонников Федерации, то его быстро ставили на место. Южные штаты тоже стали независимы от Британской империи, как и северные. После долгих недель кочевья переселенцы готовы были воспользоваться любым предлогом, чтобы отдохнуть.
Ма убедила Лидию купить золотистой ткани на платье. Лидия не была умелой портнихой, но с помощью Ма и выкроек, взятых взаймы у миссис Ригсби, платье вскоре было готово. Ма каждый вечер сидела над ним, и Лидия переживала из-за этого. Но Ма заявила, что предпочитает провести спокойный вечер в фургоне Коулмэна, за шитьем, чем в том хаосе, который творился в ее собственном фургоне. Так что, несмотря на протесты Лидии, платье к торжественному дню было готово.
Они остановились на берегу реки Уачита. Благодаря дождливой весне все вокруг пышно зеленело, несмотря на летнюю жару. Сначала река была предоставлена в распоряжение дам, и, покончив с хозяйственными делами, они с полотенцами и кусками мыла дружной толпой направились принимать ванну — едва ли не впервые за долгие недели путешествия.