Он обхватил ладонями ее голову, привлек поближе к себе и нежно сказал:
— Ты очень красивая, Лидия.
Она покачала головой, насколько это было возможно в его сильных руках:
— Нет.
— Да.
Она упивалась блеском его полуприкрытых изумрудных глаз:
— Не была, пока не встретила тебя.
Он привлек ее к себе и стал нежно целовать, проводя усами по мокрым от слез щекам. Его руки скользнули к ее груди. Он осыпал мягкими поцелуями ее веки, нос, виски и снова губы.
Сильными руками он привлек ее к себе.
— Я мечтал об этом всю неделю, — выдохнул он. — Я так безумно тебя хотел. — Он вздохнул. — С первого дня нашей встречи я хотел тебя и ненавидел себя за это. Я выплескивал на тебя всю свою злость и раздражение.
Это признание далось ему нелегко. Лидия даже не подозревала, чего стоило Россу проявить подобную слабость. Трудно было узнать в этом горячем парне, который лез в драку по малейшему поводу, реальному или воображаемому, человека, который сейчас благоговейно гладил Лидию по щеке.
— Я думала, ты меня ненавидишь, — прошептала она.
Она подвигала головой из стороны в сторону, наслаждаясь соприкосновением их губ. Это были губы Росса. От этой пьянящей мысли у нее учащалось дыхание и сосало под ложечкой.
— Я пытался тебя ненавидеть. И не мог. Я не могу больше терзать нас обоих.
Его губы властно охватили ее рот. Он обнял ее и сильно сжал в своих руках. Она застонала и обняла его за шею.
Они дали волю чувствам, которые обуревали их последние несколько дней. Они дали волю языкам, позволив им устроить нежную борьбу.
Когда наконец Лидия высвободилась и положила голову ему на грудь, чтобы отдышаться, она тихо прошептала:
— Я не знала, что можно делать такое языками.
Он взял ее за подбородок и озорно улыбнулся:
— Многие не знают.
Сердце лихорадочно подпрыгивало у нее под ребрами:
— Почему?
Он пожал плечами:
— Потому что глупые, наверно.
— Я рада, что ты не такой. Я имею в виду, не глупый.
Он засмеялся:
— Так ты рада?
Она смущенно кивнула.
— Тогда давай снова и займемся этим, — прошептал он, сжал ее в объятиях и снова страстно поцеловал.
Не отрывая губ, рукой он нащупал пуговицы на ее корсаже с высоким воротом. Ее отклик придал ему смелости. В юности он был слишком пылок, чтобы заниматься этими тонкостями. А когда он был не в ладах с законом, на это не было времени, да и нужды не было, потому что шлюхам хватало одной мужской силы. Чопорность Виктории делала его нервным и торопливым. Он боялся оскорбить ее каждым своим движением. Но Лидия…
Когда все пуговицы были расстегнуты, он стал целовать ее в шею, одновременно снимая с ее плеч платье.
— Ты всегда так хорошо пахнешь. — Его дыхание касалось ее кожи, вновь вызывая у нее ощущение невесомости.
Освободив руки из рукавов, она обняла его за шею и запустила пальцы в его черную шевелюру. Он поднял голову и взглянул на нее. Свет ночника, прикрученного, чтобы не отбрасывать тени на брезентовых занавесках, придавал золотистый оттенок ее коже. Кружевная отделка сорочки оттеняла грудь, темная впадинка посередине была интригующей. Интересно, какова она на ощупь, на вкус?
Он медленно водил пальцем вдоль выреза ее сорочки из одной стороны в другую и обратно и улыбался от удовольствия. Он расстегнул и снял свою рубашку, затем стал расстегивать штаны. Она неподвижно смотрела на него широко открытыми темными глазами.
— Ты боишься меня, Лидия?
Она покачала головой:
— Нет. Раньше — да. Теперь нет.
— Я тебя тоже немного боялся, — засмеялся он.
— Меня? — Невозможно было поверить, что этот человек чего-нибудь боится.
— Ты хоть понимаешь, как мне трудно было оставаться здесь ночью с тобой, особенно когда ты кормила Ли, и не прикасаться к тебе?
— А сейчас ты хочешь ко мне прикоснуться?
Он закрыл глаза, как будто ему было больно:
— Очень.
Взяв его руку и приложив к своей груди, она спросила:
— Вот так?
— Боже мой, да, — застонал он, положив ей на грудь и вторую руку. Он любовно гладил и сжимал ладонями ее грудь. Она прошептала его имя, когда его пальцы коснулись сосков, а он продолжал поглаживать их, пока они не набухли и не стали твердыми.
— Ты снял мою рубашку в ту первую ночь.
— Я был пьян, — сказал он хрипло.
— Ой. — В ответ она стыдливо опустила голову. По выражению его лица она догадалась, что сказала что-то не то. — Извини. Я ничего не понимаю в этом. Я думала, ты хотел…
— Я хотел, но… — Черт побери, если его жена была единственной на этом чертовом континенте, кто никогда не избегал ласк своего мужа, он был бы последним дураком, если бы сказал ей об этом.
Он возился с тугими пуговицами и проклинал их. Видя его тщетные усилия, она нежно отвела его руки. Ее движения были медленными и бессознательно соблазнительными, когда она одну за другой расстегивала пуговицы. Сначала показалась только розовая полоска кожи, затем полушария груди. Она стянула с себя рубашку, почти касаясь головой его подбородка. Волосы упали вперед и, когда она выпрямилась, таинственно закрыли ее.
В ушах Росса звенело, чего не было с ним много лет, со времен его первой женщины. Он был тогда совсем мальчишкой, но все еще помнил, как во рту у него пересохло, сердце застучало, пот выступил на верхней губе, а ладони сделались липкими. Точно так же он чувствовал себя сейчас.
Он убрал с ее лица волосы и взглянул на грудь. Это была полная, высокая, округлая грудь красивой формы с коралловыми сосками. Грудь мадонны — и грудь любовницы. Он вспомнил, как увидел ее в первую ночь, увидел эту наполненную молоком грудь и ротик своего сына, припавший к соску. Новый прилив крови напряг его мужское естество почти до боли.
Он положил руку ей на грудь и стал сжимать податливую плоть, восхищаясь мягким соответствием ее груди его ладони. Его рука выглядела черной на фоне кремовой белизны ее груди.
Он потянулся губами к соску. Сначала Лидия почувствовала только шелковистое прикосновение его усов, а затем — влажный поцелуй. Она накрыла ладонями его щеки и запрокинула голову. Его язык скользил по розовой бусинке соска, снова и снова, орошая его слюной, затем он взял его губами в обжигающие влажные тиски своего рта и легонько пососал.
Задохнувшись от неожиданного блаженства, она прижалась к нему всем телом. Он продолжал целовать ее нежно, стараясь не оставить без поцелуя ни единого кусочка ее кожи, ее тела, о котором он так долго мечтал. Он ритмично скользил языком между ее губами. Это был плотский, чувственный ритм. Росс понимал, что если не сдержит сейчас свое желание, то снова дико набросится на нее. Он подхватил ее и прижался голой грудью к ее влажной груди.
— Лидия, Лидия, — снова и снова повторял он. Ему не хотелось быть торопливым этой ночью.
Она слегка отодвинулась и провела рукой по его волосатой груди, затем смешно сморщила носик и сказала:
— Щекотно.
— Извини, я их сбрею.
— Нет! — Серьезность ее тона рассмешила его, но улыбка сошла с его лица, когда она тихо заметила: — У тебя так много шрамов, — и потрогала большой шрам на левой стороне груди.
— Да, много.
— Это на войне?
Он поцеловал ее руку:
— Частично — да.
По голосу она поняла, что он больше ничего не скажет.
Он внимательно наблюдал, как колышется ее грудь при малейшем движении. Лидия, казалось, совершенно не испытывала стыда перед ним и в свою очередь разглядывала его тело.
— Пойдем в постель. — Росс твердо решил, что не станет спать в штанах. И, уж конечно, ни за что не натянет на себя эту дурацкую ночную рубашку, которую ему приходилось надевать по настоянию Виктории, когда они спали вместе. Он собирался спать в чем мать родила, и если Лидии это не нравится… Что ж, ей просто придется к этому привыкнуть. Он снял ботинки и носки, а затем стянул брюки, бросив их в другой конец фургона.