Прошлой ночью осуществилось то, о чем только мог мечтать любой мужчина. Она не притворялась. Он слышал о том, будто некоторые женщины испытывают оргазм — так же как мужчины. Проститутки обычно притворялись, они считали, что мужчины ждут от них этого. Он сомневался, чтобы Виктория когда-либо слышала о таких вещах. А если бы услышала, то была бы поражена.
Виктория. Воспоминания о ней не давали ему покоя. Он тосковал о ней. Он все еще любил ее. Но как он мог продолжать любить ее и так наслаждаться телом Лидии, забыв обо всем? Возможно ли это: любить одну женщину и быть одержимым другой? Он не мог отделаться от навязчивых параллелей.
Тело Виктории напоминало холодный мрамор, а тело Лидии — это была слоновая кость, подцвеченная расплавленным золотом. Виктория была скромна, по его мнению, даже слишком. Она никогда не позволяла ему видеть ее без одежды. А Лидия лежала рядом с ним совершенно нагая. Прекрасно нагая. Она была выше нескромности. Она охотно позволяла ему делать с ней все, что он хотел. Виктория бы протестовала, если бы он вздумал проникнуть в ее святая святых, как он сделал это с Лидией. Она лежала бы неподвижно, принимая его, но потом встала бы с постели и пошла мыться, словно он испачкал ее.
Лидия прижималась к нему, двигалась в такт с ним. Низкие мелодичные звуки, вырывавшиеся из ее горла, пронзали его тело до самых истоков его мужского естества. Когда все кончилось, она прикрыла живот обеими руками, как будто желая сохранить излившуюся из него живительную влагу, которая стала теперь частью ее самой.
Думая об этом, он почувствовал, что его плоть опять напряглась. Он осыпал проклятиями себя и ее. Потому что, хотя ее чувственность влекла его, она же его и настораживала. Откуда у нее этот талант любви, который увлекал его в такое царство сексуальности, о существовании которого он и не подозревал, несмотря на весь свой опыт?
Он осматривал ее грудь. Даже во время отдыха ее соски были как бы слегка воспалены. Живот тихонько поднимался и опускался от дыхания, и ему захотелось прижаться щекой к этому животу, попробовать языком ее маленький розовый пупок и снова углубить пальцы в шелковистый треугольник волос.
Кто ты, Лидия?
Он даже не знал ее фамилии.
Но она тоже не знала его фамилии.
Он наслаждался ее красотой в раннем утреннем свете и думал, что может простить ее прошлое, как она его просила. Если только она не лгала, говоря, что хочет все забыть. Если он когда-нибудь узнает, что она лгала ему, он никогда ей этого не простит.
Он не позволил себе прикоснуться к ней — иначе он не смог бы оставить ее сейчас. Натянув штаны, он выбрался из фургона.
Через несколько минут Лидия проснулась. Постель рядом с ней была пуста, и она услышала, как Росс ходит за парусиновыми занавесками. Поднявшись, она бросила взгляд на Ли — ребенок спал — и начала мыться, поставив таз на тумбочку. Она протерла холодным, мокрым полотенцем между ног. Ее щеки вспыхнули, когда она вспомнила, как Росс прикасался к ней и как она отзывалась на его прикосновения. Не подумает ли он о ней плохо?
Что с ней случилось? Сначала ей казалось, что она умирает, и в то же время она чувствовала полноту жизни, как никогда раньше. Счастье обрушилось на нее, как водопад. Наслаждение было столь сильным, что она боялась, что ее тело может не выдержать его. И она вся сжалась тогда, вспоминая, ревниво стараясь его удержать. Она сомкнула бедра вокруг Росса, жаждая принять его в себя как можно глубже.
Закрыв лицо руками, она с ужасом думала, не сделала ли она чего-нибудь такого, чего не подобает делать замужней женщине.
Она заколола волосы, подняв их надо лбом, но оставив ниспадающими на спину. Ведь Росс говорил, что они чудесные, что она красивая. Одевшись, она вышла из фургона. Росса не было видно, и это обрадовало ее — она не была готова предстать перед ним, не оправившись от смущения прошлой ночи.
Он подошел сзади, когда она наливала кофе в чашку.
— Доброе утро, — тихо сказал он.
Она медленно повернулась и подняла на него глаза. У нее перехватило дыхание, когда она увидела его в ярком утреннем свете. Она никогда не встречала мужчины красивее него. Его волосы блестели — побрившись, он смочил их водой. Свет, игравший в его глазах, и ласковая улыбка дали ей понять, что все в порядке. Он не истолковал дурно ее ночную раскованность. Теперь она была уверена, что делала только то, что положено делать жене для своего мужа, только то, чего Росс ждал от нее. Она почувствовала огромное облегчение.
— Доброе утро! — Ей хотелось улыбаться.
— Это для меня? — кивнул он на чашку.
Не говоря ни слова, она протянула ему кофе и улыбнулась так лучезарно, что солнце могло ей позавидовать. Он взял из ее рук чашку, положив свободную руку ей на затылок, и притянул к себе для поцелуя.
Они все еще целовались, когда Ма Лэнгстон через несколько минут заглянула в фургон, держа в руках кувшин молока для Ли. Она некоторое время смотрела на них, удовлетворенно улыбаясь, затем негромко кашлянула.
— Еще одна неудача, — сказал Ховард Мейджорс, повесив шляпу на гвоздь в одной из комнат Балтиморского отеля.
— Похоже, вы разочарованы, что девушка в морге — не моя дочь, Мейджорс. Я сожалею, что вы потеряли зря время.
— Боже мой, — пробормотал Мейджорс с отвращением и сделал то, что с утра делал очень редко — налил себе большую порцию виски.
Вэнс Джентри начинал действовать ему на нервы. Он почти сочувствовал молодой паре, которая сбежала от него. Может, Сонни Кларк и не похитил у этого старика свою собственную жену и не втянул ее в кражу драгоценностей? Может, ей самой хотелось сбежать из дому, подальше от этого несговорчивого тирана?
Всю неделю, пока они добирались до Балтимора, Джентри был груб. и агрессивен, но Мейджорс понимал и терпел его состояние. В конце концов, этот человек был уверен, что девушка, найденная убитой в гостиничном номере около умывальника, окажется его дочерью. Мейджорс с самого начала сомневался в этом, хотя оба имевшихся у них описания совпадали с внешностью Кларка и Виктории Джентри.
Мейджорс не верил, что это убийство — дело рук Кларка. Он легко пускал в ход оружие и был жесток, если его загоняли в угол, но он никогда не был хладнокровным убийцей, трудно было поверить, что он способен изрезать женщину ножом после того, как она давно уже была мертва. Это совершенно не было похоже на краткие взрывы жестокости Кларка.
Мейджорс сносил воинственность Джентри из уважения к его горю. Сейчас это стало ему надоедать.
— Это не была пустая трата моего времени, мистер Джентри, — сказал он более дипломатично, чем заслуживал этот человек.
— Да, это была всего-навсего трата моих денег.
— Зато теперь мы знаем, что ваша дочь, может быть, еще жива.
— Тогда где она, черт побери?
— Я не знаю.
— Вы не знаете! — Джентри был так взбешен, что его седые волосы встали дыбом, пока он отчитывал детектива. — Дьявол вас побери, за что я вам плачу, как вы думаете? Я вам плачу, чтобы вы напали на след моей дочери и этого ее незаконного мужа.
Мейджорс медленно сосчитал до десяти, напомнив себе, что после завершения этого дела собирается на пенсию.
— Вы можете уволить меня в любое время, мистер Джентри. Я все равно буду искать Сонни Кларка, так как уверен, что он жив. Он обвиняется в пяти убийствах и нескольких ограблениях банков в разных штатах. Список его преступлений — длиной в мою руку. К тому же он должен вывести нас на братьев Джеймс. Так вы хотите, чтобы я остался работать с вами, или вы будете продолжать в одиночку?
Джентри все еще был сердит и раскачивался с пятки на носок. Его гнев был вызван не столько поведением пинкертоновского детектива, сколько самой ситуацией. Просто он желал командовать всем единолично. Он знал, что детектив располагает сетью источников и информаторов, которую он не сможет продублировать, даже если это и было бы ему по средствам.
— Я не вижу необходимости отказываться от ваших услуг.
— Очень хорошо. В таком случае я прошу вас как джентльмена больше не оскорблять меня подобными замечаниями. Конечно, я был рад, что этот труп не является телом вашей дочери.