Дальше разговор с компьютером пошел в убыстренном темпе, и почему–то Митя знал, что его нельзя замедлять.
Компьютер: «Помочь можно, почему не помочь. На халяву не надейся, придурок».
Митя: «Что вам нужно? У нас ничего нет».
Компьютер: «Сколько у вас крови на двоих?»
Митя: «Литров десять. Мы недоенные».
Компьютер: «Сольешь половину, столкуемся».
Митя оглянулся на рыжую, которая стояла за его спиной с открытым ртом и вытаращенными глазами.
— Закрой рот, — посоветовал он. — Воробья проглотишь.
— Митенька, что это?
Митя пробежал по клавишам: «Предложение бессмысленное. Без крови сдохнем».
Компьютер: «Вольешь плазму. Посмотри направо».
Митя глянул и заморгал, протер глаза ладонями: нет, не мерещится. В углу образовался стеклянный сосуд с пузатыми боками, наполненный темно–коричневой жидкостью.
Только что его не было. Подумал: что–то тут опять не вяжется. Те, кто разговаривает с ним через компьютер, по всей видимости, всемогущи, раз способны на такие штуки, как фантомная материализация. Зачем им торговаться? Они и так могут сделать с ним, что захотят. «Я согласен, — написал он. — Как обменяемся?»
Компьютер: «Еще условие. Девка лишняя. Ей плазмы нет. Дальше пойдешь один. Понял, придурок?»
Его внезапно озарило: это тест. Безусловно, тест. Медведь наверху, поскребывание землероек, конус–ловушка — все это условия психотропного теста. Его испытывают, но кто и с какой целью? Вряд ли миротворцы, с какой стати им забираться в такую глушь. А возможно, и они. Возможно, тест предполагает погружение бывшего гомо советику- са в природные условия. Митя обернулся. Даша смотрела на него почти как мертвая, почти как свинченная.
— Соглашайся, Митенька. Спасайся один.
Митя потрогал ее плечо, шею. Живая, дышит. Но он уже не доверял своим ощущениям. На монитор вывел: «Подавитесь своей плазмой, подонки».
Компьютер (с недовольным урчанием): «Не дури, парень. Не заставляй идти на крайние меры. Нужно, чтобы отдал кровь добровольно. Кислая не годится».
Митя: «Или отпускаете обоих, или никого».
Компьютер: «Твое последнее слово, придурок?»
Митя: «Да, умники. Последнее».
Компьютер: «Ты еще не знаешь, что такое боль».
В ответ Митя отстучал одну из тех оскорбительных фраз, за которые по колониальному биллю полагалось четвертование, после чего монитор, покрывшись стыдливой рябью, потух.
Даша тихонько всхлипывала, по–старушечьи сгорбясь.
— Что ты наделал, Митенька, что ты наделал!.. Они нас теперь запытают.
— Кто такие, догадываешься?
— Какая разница? Они те, против кого мы бессильны. Посмотри… — Она показала на лаз, откуда они вывалились: обратного хода больше не было — лаз затянулся железной решеткой.
— Круто, — восхитился Митя. — На ходу подметки режут.
Он подошел к решетке, подергал — настоящая или морок? Вроде настоящая, прочная, руки холодит. Если только он сам не проекция, не подобие прежнего Климова. Если они все — и он, и «матрешка», и все остальное не перемещены в условный мир, где только кажутся себе реальными. Или ему одному показана новая условность как прежняя реальность. Или… Если… Очень много «или» и «если»… Чтобы сохранить рассудок (если это рассудок, а не что–то тоже уже иное), следует утвердиться в чем–нибудь одном: либо ты в первоначальной жизни, либо витаешь в инете. Совмещать два полюса, пребывая в расщепленном сознании, долго невозможно. Он помнил, как это бывает. Раздвоенный подходил к стойке, брал кружку пива, подносил к губам — и бесшумно взрывался, аннигилировался, оставляя после себя облачко сизого дыма и расколотую кружку на полу. Раздвоенные, расщепленные — самые безобидные и недолговечные существа.
— Эй, Дашута. — Митя стряхнул мозговую мутоту. — Как думаешь, кто тут колдует? Против кого мы бессильны?
— Их много и они разные. — Даша подошла и тоже подергала решетку. — Митенька, а мне здесь нравится. Здесь лучше, чем в других местах.
— Чем лучше?
— Больше некуда бежать. Добегались. Каюк. Давай напоследок займемся сексом. Если нам позволят.
В ее глазах переливалась лиловая невменяемость, предвестница абсолютной свободы.
— Возьми себя в руки, — разозлился Митя. — Нельзя поддаваться.
— Почему нельзя, Митенька? Как раз можно. Поддашься — и уже в раю. Пусть сопротивляются измененные, а мы с тобой опять люди… Хочешь верь…
Досказать она не успела — осветился монитор, на нем незатейливые слова: «Еще не подох, придурок?»