Он помнил все, до последней секунды.
Помнил, как познакомился с ней на вечеринке у общего друга, который тогда, увидев, как приятель завороженно смотрит вслед кареглазой красавице, которая своей грацией заколдовывала, кажется, каждого мужчину в своем окружении, снисходительно похлопал его по плечу и сказал, что она уже давно встречается с другим.
Помнил, как сходил с ума по этой девушке, которая была для него ярким пламенем, сжигавшим его без остатка, но каждый раз возрождавшим его вновь.
Помнил, как дал себе слово бороться за нее до победного, словно бы это была какая-то война.
Помнил, как сдержал свое обещание, как она сказала, глядя ему в глаза, что не любила еще никого, как любит его, и оставила ради него своего жениха, с которым была уже четыре года.
Помнил каждую ночь, проведенную с Кэтрин, когда они растворялись друг в друге без остатка, полностью отдаваясь во власть животной страсти, каждый раз узнавая все новые грани друг друга.
Помнил, как они ссорились, когда на кухне неизменно летела в стену посуда.
Помнил, как готов был накинуться на каждого, кто задерживал на Кэтрин взгляд дольше, чем на секунду.
Помнил миндалевый вкус ее мягких губ, помнил царапины от ее ногтей у себя на спине.
Помнил, как Кэтрин упала в обморок на праздновании его дня рождения.
Помнил, как, сломя голову, мчался в госпиталь, уехав из ресторана.
Помнил, как врач с сочувствием сказал ему, опустив взгляд: «Острый миелобластный лейкоз».
Он отлично помнил тот год безумия, который последовал за этими страшными словами. Бесконечную смену больниц и врачей, поиск дорогих препаратов, ночи в обнимку с бутылкой виски. Первые слезы на глазах у волевой Кэтрин, ее тихое «Пожалуйста, не оставляй меня». Поцелуи и соленый привкус ее слез. Горячие признания, которые он произносил, касаясь губами любимых рук: «Я люблю тебя». Мечты, слова, которые он не переставал повторять: «Ты мне еще должна родить ребенка». Слабую улыбку на ее губах, которая неизменно появлялась в этот момент, хотя Кэтрин никогда не любила детей.
Помнил монотонный звук кардиомонитора, который еще долго отдавался внутри. Он означал, что борьба проиграна.
Помнил, как он кричал в палате от бессилия, сжимая в руках одеяло, которым всегда укрывалась Кэтрин.
Помнил день, когда остановилась жизнь. Не только Кэтрин, но и его.
С тех пор Деймон начал просто существовать. Первые месяцы он почти не выходил из дома, пил виски в огромных количествах и был на грани срыва. От этого его спасли родители, нанявшие квалифицированных врачей, которые сумели привести его в чувства.
Вот только тупую ноющую боль в сердце никто вылечить уже не мог. Она осталась с ним навсегда, возвращаясь каждый раз, когда он вспоминал любимый взгляд горячих глаз, нежные прикосновения и ее голос, который сводил его с ума. Каждая девушка, которая была с Деймоном после Кэтрин, напоминала ее: длинные темные волосы, карие глаза, тонкие губы. Он использовал их только как средство, чтобы забыться хотя бы на одну ночь. Чувства, которые они испытывали к нему, были ему абсолютно безразличны. Полюбить вновь он уже не мог.
И вот сейчас эта девушка ворвалась в его жизнь, словно бы сильнейший ураган, будоража все воспоминания и чувства. Увидев Елену на их со Стефаном свадьбе, Деймон не поверил своим глазам: невеста брата была точной копией той, которая стала его самым дорогим воспоминанием. С тех пор Деймону не было покоя. Елена не могла его привлечь: пообщавшись с ней, он понял, что она полная противоположность Кэтрин — мягкая, апатичная, спокойная. Но к ней его все равно тянуло словно бы магнитом, пусть даже дело было только во внешности. Находясь рядом с Еленой, он терял голову и ничего не мог с собой поделать.
— Деймон, — послышался в комнате негромкий голос.
«Сибил», — пронеслось в голове у Сальваторе, он поспешно убрал фото и обернулся, увидев на пороге гостиной свою девушку в легком черном пеньюаре.
Сколько их у него уже было? Рейна, Амалия, Оливия, Александра, теперь Сибил… Они были похожи, словно сестры, и Деймон, хотя не испытывал ни к одной из них чувство, хотя бы немного похожее на любовь, не мог отказаться от этой игры: ему было нужно чувствовать присутствие Кэтрин рядом.
— Уже поздно, — прошептала Сибил, положив руки ему на плечи и поцеловав в щеку. Деймон сухо ответил на поцелуй. — Пойдем спать?
— Да, — выдохнул Сальваторе, отставив бутылку. — Ты права. Я засиделся…
Деймон вновь ложится с ней в постель, чувствует прикосновения ее рук. Он закрывает глаза и знает наперед: все повторится. Кэтрин вновь придет к нему во сне.
А может быть, это Елена?
Это безумие.
====== Глава 8 ======
В спальню сквозь задернутые шторы начали проникать тусклые лучи декабрьского солнца. Стефана не было дома всю ночь, и Елена впервые за последнее время спала крепко и спокойно, не боясь, что он снова ворвётся в комнату, стащит её с кровати, станет кричать и душить её. Проснувшись, Елена поймала себя на мысли, что первое, чего она боится сейчас, — это увидеть его рядом. Однако, когда она ощутила в ладони холодный шёлк, стало легче. Было уже девять утра, но Никки не просыпалась, поэтому, скинув с себя остатки сна, Елена решила проведать дочь.
Когда девушка зашла в детскую, которая, то ли от преобладавших в ней бежевых тонов, то ли от самой тёплой атмосферы, царившей в ней, казалась светлее остальных помещений в доме, у неё на мгновение перехватило дыхание: на диване рядом с детской кроваткой она увидела Стефана. Он спал, как это обычно бывало, перевернувшись на бок, в одних спортивных шортах, подложив одну руку, согнутую в локте, под голову, а второй будто бы кого-то поддерживая. На цыпочках подойдя ближе, Елена увидела, что левой рукой Стефан и правда держал Никки, которая мирно спала, прижавшись к отцу, и даже, кажется, улыбалась во сне. Рядом со Стефаном, набравшим в последнее время несколько килограммов мышечной массы из-за постоянных тренировок в спортзале (из-за них же у него на руках от тыльной стороны ладоней до плечевого сустава четко проступали вздутые вены, что придавало ему еще более грозный вид), девочка казалась совсем крохотной. Елена невольно вздрогнула, увидев малышку рядом с ним, и первое, чего ей хотелось в этот момент, — это забрать Никки у него из рук так же, как она это сделала в случае с Энзо, но спустя несколько секунд Елена более-менее пришла в себя и смогла здраво оценить ситуацию: Стефан не причинял дочери зла. Меньше всего ей хотелось верить в то, что он способен сделать и это, и то, как он вел себя с Никки, усыпляло ее бдительность и успокаивало. Но стоило Елене вспомнить об Аларике, о тех безумствах, которые Стефан устраивал дома все чаще, как страх возвращался вновь и разгорался с такой силой, что у нее порой начиналась паника и сбивалось дыхание. В такие минуты ей хотелось просто взять Никки в охапку и убежать из этого дома куда глаза глядят. Однако в этот же момент Елена поворачивала голову и, видя рядом с собой Тайлера и Энзо, понимала: это невозможно — по крайней мере, сейчас, пока у нее нет никаких путей отступления и помощи в случае чего ждать неоткуда.
Елена прошла в глубь комнаты, и ее взгляд зацепился за стоявшую на комоде фотографию в ярко-красной рамке. На фото были изображены они со Стефаном и Никки — тогда малышке было около месяца: парень, губы которого были изогнуты в едва заметной, но такой доброй улыбке, одной рукой держал дочь, с удивительным для ее возраста интересом смотревшую в кадр, потому что Ребекка, пытаясь сделать фото, попутно корчила племяннице разные рожицы, а другой — прижимал к себе жену. Молодая семья выглядела настолько искренне и счастливо, что мало кто из видевших это фото сдерживался от улыбки. Елена взяла фотографию, провела ладонью по стеклу, и в памяти невольно возникли мгновения, когда она была так счастлива.
«Какая же ты у меня красавица», — мысленно обращалась к дочке Елена, когда все суетные врачебные процедуры были окончены, и она наконец осталась наедине со своей принцессой, которую они со Стефаном так ждали на протяжении этих девяти месяцев. Двенадцать часов мучений, дикая боль в мышцах, невероятная слабость — все автоматически отошло на второй план, когда она взяла дочь на руки. В этот момент хотелось только одного: показать малышку Стефану и увидеть его глаза и улыбку. Сальваторе честно признался жене, что смелости присутствовать на родах у него не хватит, да и сама Елена эту идею никогда не поддерживала, поэтому последние двенадцать часов он провел в больничном коридоре. Девушка думала, что он уехал домой немного отдохнуть, потому что началось все в пять часов утра, поэтому, увидев совершенно невыспавшегося, лохматого, немного растерянного, но такого счастливого Стефана в специальном медицинском костюме на пороге палаты с огромным букетом ее любимых ирисов в руках, она не смогла сдержать улыбки.