— Привет, — тихо произнес Стефан. — Как ты?
Елена исподлобья посмотрела на мужа, но ничего не ответила. Элайджу такой взгляд насторожил. Стефан вздохнул, хотя внутри все начинало ликовать: все шло по плану. После двух недель, проведенных в наркологическом отделении под постоянным надзором, на девушку вновь напала апатия: у нее постоянно был сонный взгляд, она была безразлична ко всему происходящему и практически не вставала с постели. Это состояние со стороны очень походило на то, что обычно испытывают наркоманы, когда оказываются на принудительном лечении, будучи лишенными очередной дозы.
— Елена, здравствуй, — поздоровался мужчина.
— Элайджа хотел бы с тобой поговорить, — все так же негромко сказал Сальваторе. — Ты не против?
— Зачем? — прошептала Елена.
— Это не займет много времени, обещаю. Я просто хотел задать тебе несколько вопросов.
— Эл, я оставлю вас наедине, — Стефан кивнул другу. — Думаю, вам так будет комфортнее.
Элайджа не ожидал такого шага от друга, но был очень благодарен ему за такое доверие.
— Спасибо, Стеф, — с горячностью ответил он.
Стефан вышел из палаты. Он нисколько не боялся, что Елена может рассказать обо всем Элайдже: она ненавидела мужа, но была запугана до такой степени, что сейчас против него уже не пошла бы. Но даже если бы она осмелилась попросить у Майклсона помощи, он бы вряд ли ей поверил: план мести, ежедневные побои, наркотики — все это походило больше на сюжет какого-то детектива, нежели на реальную историю, которая могла произойти по вине одного из его самых близких друзей. Тем более что Элайджа был начеку, помня, какой препарат был обнаружен у Елены в крови, и понимая, что человек, имевший дело с наркотиками, даже после «чистки» сделает все, чтобы оправдаться. К тому же, оставив Елену и Элайджу наедине, Стефан дал другу понять: скрывать ему нечего.
— Ты не против, если я сяду? — спросил Элайджа, поставив стул рядом с кушеткой Елены.
Девушка безразлично пожала плечами.
— Как твое самочувствие? — вопрос адвоката стал для нее неожиданностью: она думала, что он сразу начнет разговор с расспросов о наркотиках. Гилберт подняла на него взгляд: мужчина смотрел на нее с сочувствием, но с добротой и искренностью.
— Нормально.
— Что-нибудь болит?
— Тебе правда есть до этого дело? — пробормотала Елена, но в ее фразе не было ни ненависти, ни отвращения, ни каких-либо других эмоций: только невероятная усталость. Казалось, из нее просто достали душу, оставив лишь внешнюю оболочку, которая уже не жила.
Увидев такую реакцию на вполне обычные вопросы, Элайджа насторожился: Елена никогда не общалась ни с кем из своего окружения подобным образом, всегда была добра, приветлива и вежлива.
— Елена, я не желаю тебе зла. Как и Стефан. Как и все здесь. Мы хотим тебе помочь.
Элайджа говорил медленно, тщательно подбирая слова и смотря Елене в глаза, пытаясь наладить зрительный контакт, чтобы показать ей, что она может ему доверять. Девушка молчала. Несколько недель назад, услышав фразу о том, что Стефан хочет ей помочь, она бы рассмеялась Майклсону в лицо. Сейчас же ей было абсолютно все равно: чувство безысходности и абсолютной беспомощности словно бы тонкими, но очень цепкими щупальцами обволокло ее изнутри, не давая верить, что что-то может измениться.
— О чем ты хотел спросить меня? — через некоторое время наконец произнесла она, проигнорировав его слова и желая поскорее закончить эту встречу.
— Мы же не на допросе, — мягко сказал Элайджа. — В первую очередь я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Остальное потом.
Мужчина помолчал немного, но затем продолжил.
— Ты сейчас должна думать о своем здоровье. Я знаю, это очень сложно после…всего произошедшего, — поборов ком в горле произнес он, — но нельзя закрываться в себе. Нужно попытаться вновь увидеть что-то светлое.
Елена молчала, смотря куда-то в пустоту.
— Знаешь, почему? — спросил Элайджа, повернув голову в ее сторону.
— Почему? — одними губами, словно ребенок, спросила Елена.
Ее голос дрожал.
— Потому, что дома тебя ждет дочь. К ней нельзя возвращаться с таким настроем.
Элайджа говорил так, потому что больше всего надеялся на то, что ему удастся убедить Стефана не торопиться с разводом и тем более — с лишением Елены родительских прав.
Услышав его последние слова, Елена вздрогнула, подумав о Никки. Внутри все сжалось.
— Я не причиню ей зла. Никогда.
Даже ее голос стал громче и звучал решительно и твердо.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — ответил Элайджа. — Но, Елена, ты должна понять одну важную вещь: когда ты принимаешь какие-то препараты, ты не всегда можешь отвечать за свои действия.
— Ты решил провести со мной воспитательную беседу о вреде наркотиков? — усмехнулась она. — Все понятно.
— Я не учитель, — мотнул головой Майклсон. — И…
— Я не принимала наркотики.
Слова Елены заставили Элайджу замолчать и внимательно посмотреть на нее.
Он был одним из самых квалифицированных и высокооплачиваемых адвокатов по гражданским делам в Нью-Йорке. В широких кругах он ничуть не меньше, чем профессионализмом, славился ораторским даром: в зале суда он всегда умел точно подобрать слова и построить защиту таким образом, что даже «непробиваемые» адвокаты оппонентов просто замолкали, будучи не в силах привести еще какие-то аргументы. За помощью к нему обращались даже самые влиятельные лица города, доверяя ему не только подноготную своих семей, но и в каком-то смысле свое будущее. И каждый, с кем Элайджа работал, знал: если этот человек берется за дело, то сделает все, от него зависящее, и даже больше, чтобы помочь своему клиенту.
И сейчас Майклсон робел и совершенно не мог сформулировать свои мысли: этот разговор был для него в разы тяжелее чем, наверное, все его судебные дела вместе взятые. Он с большой теплотой относился к Елене: он прекрасно видел, как она любила Стефана и заботилась о нем, как старалась ему угодить, как обожала дочь. Ее искренняя доброта и скромность, кротость и какая-то внутренняя детская непосредственность очень нравились ему в ней. Элайджа понимал: такие люди сильнее всего подвержены влиянию со стороны, так что поверить, что Елена поддалась чьим-то уговорам «просто попробовать» было не так уж трудно. И больше всего на свете ему сейчас хотелось помочь ей и не допустить того, чтобы Стефан осуществил задуманное. Однако ее отрицание очевидного только рушило его надежды, потому что такое поведение было очень типичным для наркомана.