Деймон осторожно погладил Елену по волосам. Она чуть вздрогнула, но не проснулась. Он понимал: то, что он чувствует сейчас, — одержимость. Когда он касался ее нежной кожи, оставляя на ней влажные следы от поцелуев, вдыхал ее запах, крепко прижимал к себе, ему казалось, что он возвращается туда, куда путь для него был потерян навсегда. У него кружилась голова, он чувствовал слабость во всем теле, будто бы душа отделялась от него, но, когда рваное сбивчивое дыхание Елены касалось его разгоряченной кожи, он становился сильнее. В ее взгляде, в ее голосе и дыхании он нашел то, что так отчаянно искал в каждой девушке, которую подпускал к себе ближе, чем как знакомую или подругу. Она не была для него загадкой, он знал о том, чего она боится, о чем мечтает, чем живет. Вот только в глубине души его не оставляло чувство, будто бы он узнал Елену не до конца и с Кэтрин они похожи гораздо сильнее, чем могло казаться. Деймон не мог понять, действительно ли он видел это в ее взгляде, когда она с презрением смотрела на него, в ее поступках, когда она, ненавидя его, переступала через страх, чтобы быть вместе с дочерью и наконец обрести свободу, или просто хотел видеть.
Вдруг Елена распахнула глаза и, увидев перед собой Деймона, густо покраснела.
— Доброе утро, — усмехнулся он, увидев такую реакцию.
Девушка перевернулась на спину и натянула одеяло до ключиц.
— Д-д-доброе, — еле слышно произнесла она.
— Зачем закрываться? Я все равно уже все видел, — с нескрываемым удовлетворением и своей фирменной кривоватой улыбкой сказал Деймон. — И мне очень понравилось, — хрипло прошептал он, наклонившись к ней и коснувшись губами ее щеки.
Елена не нашлась, что ему ответить. По коже бежали мурашки — то ли от холода, то ли от страха. Она внимательно наблюдала за ним, но по тому, как он непринужденно с ней разговаривал, было понятно, что о том, как он назвал ее ночью, он ничего не помнит. А может быть, помнит, но это не имеет для него никакого значения.
— Как спалось? — как ни в чем не бывало, спросил Деймон, надевая льняные шорты.
— Нормально, — пробормотала Елена.
Она хотела встать с постели, но на ней ничего не было надето, а искать одежду по всему дому, закутавшись в одеяло, было неудобно.
— Деймон, — несмело позвала девушка, когда тот уже собрался выходить из комнаты.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Ты не мог бы принести мне мое белье, футболку и шорты?.. — поборов дрожь в голосе, прошептала Елена.
Деймон рассмеялся.
— В доме настолько холодно, что ты не можешь наконец оставить в покое это дурацкое одеяло, встать с постели и забрать свои вещи?
Елена испуганно посмотрела на него, и он понял, что сейчас переступить через себя и предстать перед ним обнаженной, насколько бы это абсурдным ему ни казалось, она не сможет. Сальваторе хмыкнул, вышел из комнаты, но уже через полминуты вернулся с одеждой в руках.
— Спасибо.
— Ты по-прежнему стесняешься меня? — вдруг спросил он, присев на край кровати, хотя ответ на этот вопрос был очевиден.
Елена внимательно посмотрела ему в глаза.
— Скажи, чего ты боишься?
— Я о тебе ничего не знаю, — поборов ком в горле, проговорила она. — И я не понимаю, для чего я тебе.
— Это просто мое желание. Разве плохо, что мужчина испытывает к красивой женщине физическое влечение?
Елена почувствовала, как щеки начинают гореть. Деймон увидел то, как она посмотрела на него исподлобья, опустил глаза и усмехнулся.
— Я не Стефан, Елена, — сказал он, вновь посмотрев ей в глаза. — Я не скрываю от тебя своих намерений, не называю тебя той, кем ты для меня не являешься. Я откровенен с тобой настолько, насколько позволяют отношения, которые нас связывают, и поэтому имею право на то, чтобы ждать от тебя того же. Поэтому, если ты чего-то боишься, лучше сказать об этом сразу, чтобы этого не произошло, ты не находишь?
Елена поджала губы и опустила взгляд. Деймон, не моргая, смотрел на нее, изучая, кажется, каждый дюйм ее тела. Внутри, вопреки ее желанию, вновь начинало разгораться пламя. Между ними повисло молчание, но Деймон терпеливо ждал. Елена хотела бы сказать ему, что боится одного факта, что она находится наедине с ним, а отчего — и сама не понимала — ведь он действительно не причинял ей вреда. Она не могла побороть свое физическое влечение к нему, но ее душа была далеко, и ею он вряд ли завладеет. Она ему не позволит. Елена могла бы рассказать ему обо всем этом, но теперь в этом не было никакого смысла. Теперь можно было лишь как-то облегчить свое пребывание здесь.
— Помнишь, — наконец хрипло произнесла Гилберт, — пару месяцев назад ты подумал, что мы со Стефаном практикуем БДСМ, и сказал, что, когда ты смотришь на меня, тебе тоже хочется поэкспериментировать?
Слова Елены были едва слышны. Ей было неловко затрагивать такие темы, тем более в разговоре с Деймоном, но было кое-что, чего она действительно боялась и скрыть от него не могла.
Сальваторе поморщил лоб, а его губы изогнулись в полуулыбке.
— Так вот, можно… Мы не будем заниматься этим? — голос Елены, и так еле различимый, дрогнул, и она подняла робкий взгляд на Деймона, облизнув пересохшие губы. — Вчера ты сказал, что хочешь, чтобы было хорошо нам обоим, но я не смогу…получать удовольствие от боли.
Он пристально смотрел на нее в течение нескольких секунд с изумлением и каким-то недоверием, а затем рассмеялся.
— Мне, конечно, приятно, что ты так внимательно относишься к моим словам, — сказал Деймон сквозь смех. — Но вынужден тебя огорчить: я не тот хрен из «Пятидесяти оттенков красного», по которому сейчас сходят с ума малолетки. У меня нет здесь ошейников, намордников, шипов, плеток, — он обвел руками помещение и пожал плечами. — Я и сам справиться могу. Хотя, знаешь, — Деймон вдруг прищурил взгляд, — на работе я могу жестко поиметь кого-нибудь, причем на расстоянии пяти метров. Но это не тот случай, который ты имеешь в виду.
Елена слушала его, и, чем больше он говорил, тем сильнее внутри, где-то в области груди, разливалось какое-то приятное тепло.
— Серого, — наконец проговорила она.
— Что? — непонимающе пробормотал Деймон.
— Книга называется «Пятьдесят оттенков серого», а не красного.
Сальваторе пристально посмотрел на нее, удивленный тем, что из всех его слов она обратила внимание лишь на это.
— Господи, да срать, в общем-то, — мотнул головой он.
Помолчав несколько минут, он сказал:
— БДСМ — хрень.
Эти слова будто бы вырвали Елену из прострации. Она вновь подняла взгляд на Деймона. Они совсем не вязались у нее с образом коварного обольстителя и бездушного эгоиста, который возник в ее воображении. Он сидел рядом с ней на краю кровати, такой простой, смешливый… Не опасный.
— Я практиковал это, даже с несколькими партнерами, — продолжил Деймон. — И, честно, я не понимаю, как можно получать удовольствие, когда колошматишь кого-то ремнем, или когда, еще круче, колошматят тебя.
В сознании у Елены возник диссонанс: с одной стороны, внутри все сжималось от понимания, что Деймон все-таки это пробовал — и, скорее всего, далеко не только это, — а с другой, наступало какое-то спокойствие, когда он говорил, что не понимает этого.
— Просто ты говорил, что хочешь поэкспериментировать… — повторила Елена.
— Разнообразие в сексе — это очень, очень хорошо. Но к этому должны быть готовы оба, — Деймон внезапно стал абсолютно серьезным. — Да черт возьми, Елена, — уже через несколько секунд в голосе вновь начинают звучать нотки иронии, — для тебя спать со мной — уже один сплошной эксперимент. Хватит с тебя пока, — как-то добродушно рассмеялся он.
Деймон встал с постели и положил руки в карманы.
— Со мной тебе нужно бояться другого, — с шумом выдохнул он, посмотрев в окно.