Лейн. Да, ей не откажешь в остроумии.
Голос Ганны. …Но это только начало прогресса.
Часы бьют десять раз.
Лейн(выключает радио). Только начало — вы слышали? (Нажимает кнопку микротелефона.)
Зажигается зеленый глазок.
Вы, там! Радио передает доклад Ганны Лихта на пленуме Центрального Комитета компартии. Вы записываете его?
Голос. Но, сэр, он напечатан в газетах.
Лейн. Важна интонация, понятно? Где-то неуверенность, где-то сомнение… Не рассуждать, Стрэнг!
Голос. Слушаюсь, сэр.
Глазок тухнет.
Лейн(в бешенстве). В посольстве полно бездельников! (Помолчав.) «Начало прогресса»! Каков же будет конец?
Кристич(спокойно). Он ясен, сэр.
Лейн. Просто не знаешь, куда спрятаться от этого коммунизма.
Кристич(окидывая взглядом комнату). Ну, сюда-то он не проникнет.
Лейн. Единственное место, где я могу после работы покейфовать и встретиться с… гм… друзьями, не будучи доступным… гм… охране мистера Венты. Ах, аббат, работать здесь почти невозможно. Тысячи глаз следят за нами. Это ужасно!
Кристич. Зато вам повезло у нас, сэр. (Помолчав.) Кстати, здесь я не аббат, а агроном.
Лейн. Пустое! Я звал и знаю вас как аббата.
Кристич(елейно). Папа и Тито — мои господа.
Лейн. Слушайте, когда Тито покончит с этим «национальным социализмом»? Скажите этой вашей свинье: у нас есть на примете человек почище его. Пусть поскорее кончает эту комедию, иначе…
Кристич(сдерживая ярость). Сэр, если только он кончит эту комедию, мы вылетим в трубу. (Смиряясь.) Но вам не стоит огорчаться! Сказав «а», он уже дошел до ижицы.
Лейн. Посмотрим. Нет, аббат, война, только война разрядит эту отравленную атмосферу! Пять-десять атомных ударов— и мы приобретем всю планету, не потеряв ни одного солдата.
Кристич. Как знать… Солдаты тоже нужны.
Лейн. Это забота Европы. Мы ей — доллары, она нам — солдат.
Кристич. Что ж, все идет так, как вы хотите.
Лейн. Далеко не все, аббат. Кроме того, для нового порядка, который будет установлен в этой сумасшедшей Европе, нужны надежные люди, а где они? В Италии и Франции — кипящий котел… Здесь почти безнадежно…
Кристич. Не следует унывать, сэр. Скажем, тот же Петр Мрачек. Я бился с ним целый месяц и уж думал, что все пропало. Фанатик, чистая жизнь — не подкопаешься. (С торжеством в голосе.) Но недавно я напал на одну его страстишку… Сэр, сейчас он будет здесь!
Лейн(пораженный). Петр Мрачек?
Кристич. В каждой жизни, сэр, можно найти кусочек грязи и сделать из нее гору. Я увидел этот кусочек… Он пошел на удочку. Теперь он наш. (С готовностью.) Я ваш друг, и я бескорыстен. Я уступаю вам этого Мрачека.
Лейн. О, спасибо, спасибо, аббат! Это большая находка! Но ведь и мы немало сделали для Тито! Благодарю вас!
Кристич(подчеркнуто любезно). Пожалуйста!
Лейн. Но достаточно ли крепок крючок, на котором вы держите своего друга? Достаточно ли надежен, чтобы он мог… ну, скажем, не слишком удивиться, увидев нас здесь вдвоем? Как никак я американский атташе, а вы мученик режима Тито, принятый в объятия народом этой страны.
Кристич. Крючок крепче стали. Он называется честолюбием, сэр.
Лейн. Вы молодчина! У вас можно кое-чему поучиться. Ну, а каковы ваши успехи на агрономическом поприще? (Смеется.)
Кристич(со вздохом). Ужасно! Я должен стараться изо всех сил. И как иначе? Я ругаюсь с трактористами, забочусь о хорошем урожае… (Озабоченно.) У нас в окружном комитете партии — женщина. Чистая ведьма, сэр! Она не спускает с меня глаз. Это очень неприятно.
Лейн. Пустое! Мы сделаем из нее фарш или ростбиф — по вашему вкусу. Кто она?
Кристич. Некая Магда Форсгольм.
Лейн. А, жена этого молодого заносчивого генерала. Виноват. (Включает микротелефон.)