Семеня, в суете, распыляются пылкие люди
Подменяя собой возвращенья которых не будет.
Сетки сот и домов, как авоськи,
а в них подозренье,
Как кефир и батон, – эхо дома, уюта, прозренья.
От того ли теперь нам не спится
иль грустное снится?
Всё, что было – прошло,
но навеки уже не простится.
Месяц щурит глаза неспроста, повидавши немало,
И звезда, как слеза, чуть вздохнула
и тут же пропала…
Облако!
Облако! Пенкой варенья на блюдце заката!
Вот она, жаркого дня невесомая плата!
Сладко и душно от вишен. В объятиях лета,
Пусть всё плохое пройдёт. Ты надейся на это.
А луны серебро всем на радость за так.
Если рядом поют, то не так и не в такт.
Почки сосны как в меду… тают капля за каплей.
Слёзы-росинки утру и обрадуюсь цапле…
Странные люди, привыкли всё временем мерить.
Проще прощать и любить, и в хорошее верить.
А луны серебро всем на радость за так.
Если рядом поют, то не так и не в такт.
Утро и вечер – две стрелки. Короткие сутки.
Долгие взгляды, мгновения, страхи, минутки.
Спелые маки скромны, сбросив алые юбки,
Крепко сжимают сухариков маковых губки.
А луны серебро всем на радость за так.
Если рядом поют, то не так и не в такт.
Облако! Пенкой варенья на блюдце заката!
Вот она, жаркого дня невесомая плата!
Сладко и душно от вишен. В объятиях лета,
Пусть всё плохое пройдёт. Ты надейся на это.
А луны серебро всем на радость за так.
Если рядом поют, то не так и не в такт.
С ветки на ветку, белкой, кленовый листочек.
Правят синицы рассвет, понаставили точек.
Крутят колёса на юг отъезжающих клином
Третий мороз обещает варенье калины…
А луны серебро всем на радость за так.
Если рядом поют, то не так и не в такт.
Однажды детством…
Однажды детством в книжный шкаф
я расставляла книги тесно,
Мили герои, интересны
мне были: Овод, Грэй, Фальстаф.
И каждый раз меня вплетали,
в венок надуманных вещей:
Поступков искренних, очей,
открытых душ и дальней дали…
Не вдруг став взрослой, чуть устав,
и не на шутку рассердившись,
И разобраться враз решившись,
меняю жизненный устав
С открытой книгою в начале,
где обещаниям верны,
К любимым трепетно добры
и умирают от печали…
Но я весёлый человек!
Ну, что ж, что вы не замечали!
Не растеряйся дня в начале,
а то не встретишь первый снег.
Лишь потому грубее мы,
что правильней – не значит проще.
Ассоль из корабельной рощи
не видит времени стены!
Припев:
Так трудно перевоспитать,
того, кто верит в Провиденье,
Как поведенье приведенья
нам не дано предугадать.
Как поведенье привиденья
немыслимо предугадать.
О чем писать в не одинокий час…
О чем писать в не одинокий час,
Как от тоски безделье не отпустит,
Где храп друзей – источник новой грусти,
Воспринятой неправильно, подчас.
Глухой удар и плач слепых колес?
Толпа вокруг ворон в людском обличье!
Их скорбный взгляд блестел до неприличья,
И резал слух один в один вопрос.
Живу тобой и спорю ни о чем.
Развеять страх нельзя односторонне.
Свободней жить, считаясь посторонним,
И подставлять подножку – не плечо
Боится откровенности листок.
Висит замок на сне вчерашней встречи.
Болтливый день обнял безмолвный вечер,
Он разревелся б, право, если б смог…
Парашютист
Парашюты, АНы, стропы для меня пока во сне.
Говорят, – не бойся, пробуй, в небе это не на дне.
Говорят – всё небо наше! И такая тишина!
В первый раз ничуть не страшно.
Высота не глубина.
В небе – не морские звёзды.
Пена туч и волны света.
На потоке – смех и слёзы,
Столько песен небу спето.
Купол-зонт рывком раскрылся, дрожь по телу, грудь в огне.
Я уселся, покрутился. Осмотрелся… Как в кинЕ!
Странным зверем озадачен, разлетелся птичий люд.
Красным цветом обозначен для пернатых парашют.
В небе – не морские звёзды.
Пена туч и волны света.
На потоке – смех и слёзы,
Столько песен небу спето.
Чудный сон недолго длился и, вцепившись в струны строп,
Топнул так, как будто злился, силой двух отбитых ног.
В шумном городе скучаю по парению в тиши…
И себе теперь прощаю крик ночной моей души!
В небе – не морские звёзды.
Пена туч и волны света.
На потоке – смех и слёзы,
Столько песен небу спето.