Бурмин. Я бы на их месте делал то же самое.
Петров. Странная позиция для заместителя председателя исполкома!
Бурмин. Ничего странного. Я по этому поводу и пришел.
Телефонный звонок.
Петров (снимает трубку). У телефона... Добрый вечер, товарищ генерал. Слушаю... Так... Хорошо... Всего доброго. (Положив трубку.) Бурмин, долго меня твоя епархия подводить будет?
Бурмин. Я не понимаю: о чем вы?
Петров. О полковнике Сергееве слышал?
Бурмин. Нет.
Петров. Напрасно. Человек с семьей живет шестой месяц в гостинице. Каждый месяц его выселяют... И не может получить квартиру взамен разрушенной.
Бурмин. Он у меня не был.
Петров. Он был у Сорокина. Тот ему обещал, но ничего не сделал.
Бурмин. Это у нас бывает.
Петров (почти с удивлением). Как так — бывает? Дали слово предоставить квартиру — держите слово. Или не давайте. Проследи сам, Бурмин, за этим.
Бурмин. Хорошо.
Петров (Голубеву). У тебя дела подобные этому?
Голубев. Вот-вот, и все в таком же роде. Там поликлинику выстроили, железом крышу не покроют. Для рабочего поселка стекла не найдут. Веселый разговор! Что ни заметка, то удивляешься только.
Петров. Чему же ты удивляешься?
Голубев. Разнообразию недостатков в работе горисполкома.
Петров. Слышишь, Бурмин?
Бурмин. Слышу.
Голубев (вытаскивая заметку). А вот вопиющий случай. Я всю ее читать не буду. Головотяпы. Пишут жильцы дома номер двадцать три по Почтовой улице. Я знаю, там такие... деревянные... Так вот, решил жилотдел благоустройством заняться. Парадное решили на улицу в этом доме построить. Веселый разговор! А пока что лестницу во дворе, что на второй этаж вела, — снести. И снесли. Парадное не построили, а поставили стремянку. Сорокинские дела. И вот результат. Живет во дворе, на втором этаже, гражданка Вихрева, — вот так и пишут здесь, — у нее муж погиб на фронте, капитан Вихрев, артиллерист, и вот ребенок ее, пяти лет, сорвался со стремянки и расшибся.
Бурмин (подходит). Как расшибся?
Голубев. Не до смерти, но, видно, здорово. Возмущены жильцы.
Петров. А ты думаешь, они благодарить должны исполком? (Берет заметку.)
Голубев. Вот какие дела, Иван Васильевич.
Петров. А почему ты до сих пор всерьез не выступил в газете?
Голубев. Мы выступали, Иван Васильевич.
Петров (с усмешкой). Сигнализировали? Читал. О Сорокине писали? Частность. А здесь, видимо, дело глубже. Вот что: ты собери наиболее характерное, проверь факты, найди зубастого журналиста и выступи с обобщением.
Голубев. Вот за этим я и пришел.
Петров. За разрешением на самокритику?
Голубев. Да нет, но...
Петров. Так я такого разрешения не даю. Партия давно такое разрешение дала. И тебе предоставляется право пользоваться им.
Голубев (радостно). И воспользуемся! Еще как воспользуемся! Веселый разговор! И журналиста такого найдем, зубастого, Бурмин.
Бурмин. Найди-найди.
Голубев. Иван Васильевич, разрешите заметку.
Петров (возвращая заметку). Возьми. А ты, Бурмин, лично проверь, что там такое происходит у вдовы капитана Вихрева — Почтовая улица, двадцать три. Жена капитана Вихрева, запомнил?
Бурмин. Запомнил.
Голубев. У меня все, Иван Васильевич. Попутчика теряю?
Петров. Теряешь, да и какие вы попутчики — на машинах. Ты бы для расширения кругозора почаще в автобусах ездил или ножками, ножками...
Голубев. Придется ножками, Иван Васильевич! (Уходит.)
Петров (в коридор). Коля, прикажи подать чаю.
Оргеев (появляясь). Есть, Иван Васильевич! (Приносит чай и уходит.)
Бурмин. Он у вас адъютантом был?
Петров. Был. Храбрый парень.
Бурмин. Ему, наверное, в мирное время скучно?
Петров. Нет... Как бы человек храбр ни был, а умирать все равно не хочется. Честное слово, приятно увидеть в небе рейсовый «Дуглас», и не нужно гадать, — свой или чужой. Пей чай, Бурмин. Прекрасный напиток. Было время, мы его по неделям не видели.
Присели за маленький столик.
Бурмин. Да, было время, Иван Васильевич.