Собеседник Егорова сердито сказал:
— В срок трудно уложиться. Очень трудно.
На это Егоров отвечал:
— Надо подумать.
— А где я возьму рабочих?! — сказал грузный человек.
— Надо поискать, — сказал Егоров.
И снова пошел разговор, почти целиком состоявший из цифр и технических терминов. Собеседник Егорова приводил цифры, как будто выбрасывал их на стол, и мне чудилось, что они рассыпаются со стуком, как костяшки счетов. Егоров возражал мягко и тоже пользовался цифрами, однако сразу было видно, что тонны, метры и сроки для него не только арифметика — за ними чувствовались люди, на плечи которых должна лечь вся громадная работа, и эти-то люди и интересовали Егорова. Он называл бригадиров и шахтеров, вспоминал их успехи или неудачи…
Наконец, они заметили мое присутствие. Егоров познакомил меня со своим собеседником.
— Панченко, — сказал грузный мужчина, протягивая мне руку. — Управляющий угольным трестом. Илларион Федорович. Вес — 120 кило…
Егоров сказал, что мы поедем в поселок «Девятой» шахты.
— В один населенный пункт, — сказал он, улыбаясь.
До шахты было километров пять, но ехали мы очень долго, что-то около трех часов. Егорову нужно было то переговорить со встречным шахтером, то заглянуть на площадку строящегося Дома культуры, то посмотреть всходы в поле. Он проворно выскакивал из машины и тянул за собой управляющего и меня. Панченко с трудом поспевал за секретарем райкома.
Сразу за райкомом начиналась главная улица поселка. Черные остовы сгоревших строений перемежались с недавно отстроенными домами. Дома, сложенные из грубого известняка, показались мне унылыми. Да и все вокруг выглядело серым — изрезанная холмами местность, хмурые громады терриконов. Странно было видеть на этой улице молодые деревья.
День был тусклый, над вершинами терриконов ходили темные тучи. Трава, которая только-только начала пробиваться на жесткой донецкой земле, не могла развеять во мне то впечатление серости, которое лежало на всем вокруг.
Я обратил внимание, что на всех новых зданиях, которые возводились в поселке, краской было выведено: «Взорвано немцами в сентябре сорок третьего года. Восстановлено тогда-то».
Егоров любил трогать руками камень, дерево, железо.
Вдруг он сказал:
— А вы бы посмотрели, что было тут год тому назад…
На обратном пути он спросил меня: какое я принимаю решение — остаться в районе или ехать учиться.
— Я решил остаться.
Чудесно, — сказал Егоров, и по тону его голоса я понял, что он рад моему решению. — Условия работы обычные.
Я заинтересовался, что именно он имеет в виду под «обычными условиями». Он обернулся и просто сказал:
— Трудная жизнь, товарищ Константин Пантелеев.
И я понял, что Егоров говорит это серьезно, он как бы хотел мне сказать: подумай, хватит ли у тебя сил и желания.
— Многого я обещать не могу, — сказал Василий Степанович, — но одно я вам твердо обещаю — трудную жизнь. Это уж совершенно наверняка. Очень трудную.
Он говорил тихо и все время смотрел на бегущую впереди дорогу.
— Разрушения, как видите, громадные и объем работ громадный. А людей, дорогой ПНШ, маловато. Жилфонд разрушен на сорок, а в поселке «Девятой» шахты на пятьдесят процентов. Имеются общежития, где койки еще в два яруса…
Но тут не выдержал управляющий.
— Да что ты запугиваешь его? — сказал Панченко и, наваливаясь на меня могучим плечом, горячо заговорил:
— Вы, товарищ Пантелеев, не слушайте его… Он вам такое наговорит, что вы, чего доброго, сбежите… Это же жемчужина — наш район. А какие пласты! Мощные, богатые… А какие возможности!
— Которые, кстати сказать, мало используются, — сказал усмехнувшись Егоров.
И тотчас у них завязался горячий спор. Они забыли о моем существовании и всю дорогу, пока мы ехали к райкому партии, спорили о темпах добычи угля. Темпы эти никак не удовлетворяли Егорова.
Когда мы подъехали к райкому, Егоров, не вылезая из машины, еще раз спросил меня: не передумал ли я? Я снова сказал, что остаюсь при первом решении.
И снова я увидел по улыбке, которая блеснула в глазах Егорова, что он доволен моим решением.
— Кое в чем Панченко Илларион Федорович прав, — теперь он словно хотел подбодрить меня, — район наш хотя и трудный, но перспективы имеет хорошие.
Получив направление из райкома, я поехал в обком партии. Я выбрал путь через Алчевск и Кадиевку. Мне хотелось побывать в районе шахты «Парижская Коммуна» — там зимою сорок первого воевал наш 109-й полк.
Я поднимал руку на перекрестках дорог, садился на попутные машины. Это были грузовики с высокими бортами — на таких машинах в годы войны возили боеприпасы. Теперь на них везли лесоматериалы, кровельное железо, цемент.