Егоров спросил у начальника участка Страшко, легко ли ему работать с Легостаевым. Страшко замялся.
— И легко и трудно, — ответил он.
— Вот именно трудно. — В том, что с Легостаевым легко работать, Василий Степанович не сомневался. Он спросил: — А почему трудно?
Страшко ответил;
— Требовательный очень Легостаев, дай ему дорогу!
— Зубастый? — спросил Приходько.
— Зубастый…
— Зубастый, — сказал Егоров. — И это хорошо. Да, да, вы должны быть зубастыми, потому что вы думаете не столько о себе, сколько о том, чтобы дать стране больше угля. Зубастый, — повторил он.
Тут вступил в разговор Панченко. Он повел массивными плечами и весело, в тон Егорову, басом, сказал:
— Надо — и вы берете в работу начальника участка…
— Надо, — подхватил Приходько и в тон Панченко сказал, — и вы берете в работу управляющего трестом.
— В чем сила таких людей, как Андрей Легостаев? — спрашивал Егоров и отвечал: — Сила их в том, что они работают с душой, тревожась о добыче угля. В методе товарища Легостаева как будто бы нет ничего особенного. Он любит порядок, он требует хорошей дороги в лаве, но вместе с тем, он из той породы советских людей, которые любят вносить в работу новое, пусть хотя бы на сантиметр, на один грамм, на какую-то долю, но свое, легостаевское. Мы видим это зерно творчества в том, как товарищ Легостаев удлинил бар своей машины, ускорил движение всей машины и тем самым добился более высокой производительности врубовки.
Егоров обратился к Панченко: простой подсчет показывает, что если все сорок пять врубовых машинистов, работающих на шахтах района, подтянутся до уровня Легостаева, то это даст огромный прирост всей добычи.
Но тут Егоров, усмехнувшись, добавил, что сделать этот подсчет на бумаге очень легко — взял да умножил. Значительно труднее добиться общего подъема в работе.
— Тут мы с вами, — сказал он, обращаясь к Панченко, к Приходько, к парторгам шахт, начальникам участков, — тут мы с вами должны поработать, все зависит от нас, от того, насколько мы сумеем организовать людей, пробудить в них высокую сознательность, желание быть последователями Легостаева и насколько мы сумеем обеспечить им всем хорошие условия работы, ту дорогу, которой требует и добивается Легостаев. Дорогу создают люди. Отчетливо возникает взаимозависимость частей горного дела, единая цепь общих усилий, которая, если взять ее в широком плане, тянется от врубового машиниста до секретаря райкома, до управляющего трестом.
Я взглянул на Легостаева. Он не спускал глаз с Егорова, схватывая его слова, его мысли.
— Я хотел бы, — сказал Егоров, обращаясь к Легостаеву, — чтобы вы нас правильно поняли. Видите, сколько хороших слов было сказано по вашему адресу. Вы должны понимать — то, чего вы достигли, это первая ступень. Боже вас упаси — успокоиться. В угольной промышленности много хороших людей.
Егоров помолчал некоторое время, затем, улыбнувшись, продолжал:
— Хотя надо сказать, что абсолютно хороших людей не бывает: сегодня хорош, завтра, глядишь, чуть запылился. У нас в Донбассе говорят: хороший человек — это понятие подвижное, как рабочее место на шахте. Сегодня хорош на все сто процентов, завтра — только на девяносто. Я думаю, что вы, товарищ Легостаев, не из тех людей, чтобы запылиться. Вы много видели в своей жизни, много испытали. Вы в какой дивизии служили?
— В шахтерской дивизии генерала Провалова.
Егоров встрепенулся. Эту дивизию он хорошо знал.
— Чей полк? — спросил Егоров.
— Лымаря, — ответил Легостаев.
— Батальон? — спросил Егоров.
— Капитана Кельбаса, — ответил Легостаев.
— Глеба Кельбаса, — воскликнул Василий Степанович. — Я же его хорошо знал, Глеба Кельбаса. Под Красным Лучом стояли?
— Стояли, — все более оживляясь, заговорил Легостаев.
— Высоту «Яблочко» помнишь?
— Как же! — воскликнул Легостаев. — Мы там оборону держали, товарищ Василий Степанович.
— Вы, товарищ Легостаев, — сказал секретарь райкома, — кажетесь мне человеком боевым, вы смотрите вперед. И это хорошо! Партия стремится дать больше угля для народного хозяйства, и вы к этому стремитесь. Значит, у вас общие с партией интересы, хотя вы и беспартийный человек. Я хочу вам напомнить одну сталинскую мысль. Беспартийных, — говорил Иосиф Виссарионович, — отделяет теперь от буржуазии барьер, называемый советским общественным строем. Этот же барьер объединяет беспартийных с коммунистами в один общий коллектив советских людей. Живя в общем коллективе, они вместе боролись за укрепление могущества нашей страны, вместе воевали и проливали кровь на фронтах, во имя свободы и величия нашей Родины, вместе ковали и выковали победу над врагами нашей страны. Важно то, что и те и другие творят одно общее дело. Ведь так, товарищ сержант Легостаев?