И, взяв меня под руку, он сказал:
— Вы, кажется, сдружились с Легостаевым, он, мне думается, питает к вам доверие. Помогите ему получше подготовиться к докладу, только делайте это чутко, осторожно, так, чтобы в докладе виден был именно Легостаев, и боже упаси вставлять в его доклад — «под руководством районного комитета…» Это ведь само собой разумеется. Хочется думать, что это так.
Ночью меня разбудил телефон. Звонил Егоров.
— Посмотрите в окно, — сказал он.
Я босиком кинулся к окну. Шел сильный дождь.
— Видели? — сказал Василий Степанович и пожелал мне спокойной ночи.
Я знал, что он в эту ночь никому не даст покоя, что он позвонит Панченко, разбудит Приходько, позвонит парторгам шахт и всем скажет; «Посмотрите в окно, идет дождь…»
16
Утром я поехал с Василием Степановичем и Панченко на шахту. До «Девятой» езды было минут пятнадцать. Но добирались мы туда долго.
Только мы отъехали несколько шагов от райкома, как Егоров тронул водителя за плечо: стоп! Он открыл дверцу машины и потянул меня за собой. Строился новый магазин. По шатким доскам мы поднялись в охваченный лесами дом, окрашенный в оранжевый цвет. Цвет этот не понравился секретарю райкома. Он сморщился, точно от зубной боли. Прораб, стоявший рядом, стал оправдываться: где взять другой краски?
— Нужна голубая, — решительно сказал секретарь райкома и посмотрел на управляющего.
Управляющий ответил:
— А где я ее возьму, голубую?
— Надо подумать, — мягко сказал секретарь.
Управляющий хмуро сказал прорабу, чтобы тот зашел: «подумать, где взять нужную голубую краску». Мы сели в машину, поехали, но шагов через пятнадцать Егоров снова тронул водителя за плечо: стоп! Он повел нас к строящемуся хлебозаводу. Стены нового здания были выложены из серого грубого известняка. Но секретарю райкома эти камни нравились, он даже погладил их рукой. Здесь все было в порядке, и мы поехали дальше. Но еще через несколько шагов на этой же улице он увидел еще одно здание в лесах и тронул водителя: стоп!
Он так проворно выскакивал из машины, что мы с управляющим еле поспевали за ним. Тут строился дом для детского сада. Не хватило оконного стекла. Секретарь райкома еще не успел ничего сказать, он только посмотрел на управляющего трестом, как тот с сердцем вскрикнул:
— А где я возьму оконное стекло?
— Нужно подумать, — коротко сказал секретарь.
Он стоял посредине строящейся улицы и с наслаждением вдыхал весенний воздух, пахнущий олифой, краской, свеже вскопанной землей и молодой зеленой травой.
— Вот что, товарищ ПНШ, — Василий Степанович сказал это таким голосом, каким он говорил когда-то в дни фронтовой жизни, — нанесите на карту обстановку. Мы отвоевали еще один населенный пункт. Передний край ушел вперед.
Он назвал ставший мне родным и близким поселок шахты «Девять» по-военному — населенным пунктом.
Из раскрытого окна парткома шахты я увидел Василия Степановича. Он сидел на корточках у молодой акации, перебирая согретую весенним солнцем жесткую донецкую землю. Плечи его были вымазаны известью и краской. Панченко, сидевший в машине, нетерпеливо гудел — он звал секретаря райкома.
Я повернулся к своим слушателям.
Я смотрю на их лица: на Андрея Легостаева, на старого шахтера Герасима Ивановича, на винницкую дивчину, мобилизованную комсомолом на угольный фронт, на хлопцев и дивчат «Девятой» шахты, которые собрались в парткоме, чтобы послушать мою беседу о новой книге товарища Сталина.
Я раскрыл четвертый сталинский том и читал своим товарищам доклад Сталина о первых трех годах пролетарской диктатуры. Пророчески звучат слова вождя о том, что в лице России растет величайшая социалистическая народная держава. Подводя итоги пройденному и завоеванному, товарищ Сталин говорил:
«…нам приходилось строить под огнем. Представьте себе каменщика, который, строя одной рукой, другой рукой защищает тот дом, который он строит».
Двадцать семь лет прошло с того дня, когда великий Сталин сказал эти слова. За эти годы, годы мира, годы войны, наша страна, преображенная пятилетками, прошла гигантский путь. Пройдя через горнило величайших испытаний, советские люди совершают новый творческий бросок вперед. С лесов строящегося дома, с лесов четвертой пятилетки, они смело смотрят в свой завтрашний день.