— Впечатляет, — на выдохе говорит он. — Каталмач учил? — женщина замирает и хлопает глазами, глядя на него. Решив, что она его не понимает, Согорим кивает на выбитый в пылу сражения молот и повторяет, словно ребёнку: — Каталмач. Паладин.
— Его зовут Касавир, ты, орочье отродье!..
Слова она выплёвывает, точно Вскормленные — яд, но Согорим только скалится и не торопится с неё слезать.
— Плевать. Он вас бросил.
Она запинается на мгновение, и Могрул понимает, что сейчас женщина будет врать — наверное, больше себе самой, чем им.
— Он не стал бы нами рисковать!
— Конечно! Оставить вас одних в такое время, в таком месте! Высоко же он вас ценит! — на колкость женщина вновь брыкается, и Согориму приходится перехватить ей обе руки над головой.
Он морщится, кровь стекает по штанине, и Могрул наконец вспоминает, для чего здесь находится: целебное заклинание срывается с пальцев, принося Согориму долгожданное облегчение. Женщина под ним вновь брыкается.
— Слезь с меня, ублюдок! Я не могу дышать! — впрочем, кричать она может.
— Скажешь, где он — выживешь.
Воительница кривится, стреляет взглядом на замерший у щеки кинжал.
— Думаешь, я поверю орку?
— А у тебя есть выбор?
— Я его не предам!
— Ты предашь его, если будешь молчать! Этот кретин идёт прямиком в ловушку, — она недоуменно смотрит на Согорима, и тому приходиться пояснить: — Люди, что поднимают мёртвых, заключили союз с нашим вождём. Каталмача уже ждут. Или ты думаешь, что это я хотел бы скрестить с ним оружие? — он ухмыляется, обнажая жёлтые клыки. — Ну уж нет!
Могрул никогда не брал пленных, но видел, как с ними обращаются — вряд ли силовой подход уже что-то решит, когда они и так избиты и медленно умирают от отравления. И всё же пока он не торопился их лечить, чтобы не нарваться на очередную битву, но и Согорим не торопится ковырять их раны раскалённым кинжалом — ещё успеется. Хотя, кажется, ему слишком понравилась эта дуэль, и он не прочь повторить.
Женщина явно хорошо понимает своё положение и чем оно в конечном итоге чревато. Остальные люди молча ждут её решения, что говорит об иерархии в их рядах. Наконец она выдыхает и вновь кричит:
— Для начала слезь с меня!
Согорим качает головой, будто говоря, что кричать на него — плохая идея. Выждав, когда воительница успокоится, он поднимается — не без усилия, однако на лице нет ни тени боли — и ногой отбрасывает молот подальше. Даже не обращая на оружие никакого внимания — возможно, уже зная, что реванш взять не выйдет, — она, прихрамывая, двигается к ближайшему человеку из своего отряда, лежащему неподалёку. Жизнь ещё теплится в нём, но яд уже берёт своё.
— Я соглашусь помочь, если спасёте моих людей, — медленно, но чётко проговаривает воительница и пристально вглядывается в лицо Согорима, словно знает, что из орков ужасные лжецы. Тот сразу кивает, но Могрул со Вскормленными вскидываются.
— Это людей лечить? Ещё ни один жрец Юртруса такого не делал!
— Значит, снова будешь первым, — злобно бросает Согорим — он тоже чувствует, как ускользает драгоценное время. — Если есть другие идеи, как найти Лограма, озвучь их сейчас.
Перед ними уже не калека, который требовал у Юртруса ответы, а вождь — статный и властный, ответственный за души, оставленные позади, в неведении. Орочья сущность Могрула, заточенная на подчинение, готова склониться, однако старческая, жреческая, велит дать Согориму по мозгам навершием посоха. Вздохнув, тем самым продемонстрировав характер, Могрул отправляет целительную силу на поддержку человеку. Дыхание его выравнивается, яд вместе с обильным потом выходит из кожи. Затем жрец переходит к следующему, обмениваясь со Вскормленными взглядами. Те подчиняются его воле, но держат особо ретивых людей без оружия.
— Спасибо, — выдыхает воительница, чем удивляет Могрула: ни один орк за всю его жизнь не поблагодарил за помощь. Он сам думал, что обязан так поступать, это его долг — однако же её слова что-то бередят в груди, призывая продолжать. Сотворив следом шарик света, Могрул не без интереса отмечает, что разницы в эффекте никакой.
Пока Могрул врачует особо опасные раны и избавляется от отравления, Согорим с лидером людей усаживаются на землю, чтобы перевести дух, и продолжают сравнивать две части истории, взгляды с обеих сторон, пытаясь найти истину.
— Теперь кое-что встаёт на свои места, — запустив в волосы пятерню, женщина чуть прикусывает нижнюю губу, чего орки сделать не могут из-за выпирающей нижней челюсти и клыков. Взгляд Согорима стекленеет, пока она размышляет. — Уотердип отправил в Невервинтер эмиссара для переговоров, но по дороге охрану убили, а сам посланник исчез. Все следы указывают на орков — я сама там была. Командующий Каллум, — она кивает в сторону низины, где должны стоять лагерем люди севера, — уже готовит наступление. Чтобы избежать шумихи, он отправил вперёд один отряд, которому плевать на все стороны… Каллум послал их за Яйсогом.
— Но он тоже ничего не знает, — сквозь сжатые зубы шипит Могрул, и женщина кивает, не глядя на него. Стараясь не думать, чем эта встреча закончилась для Яйсога и других орков, он задаёт свой вопрос: — Откуда этому Каллуму известны имена наших старейшин?
— Я… как-то не думала об этом, — сдвинув брови, она некоторое время молчала, затем вспомнила ещё одну важную деталь: — Лидер того отряда сказал, что в логове они нашли самозванца, который выдал себя за эмиссара Уотердипа, а затем напал.
— Люди — у нас? — Согорим переводит на Могрула многозначительный взгляд, и оба понимают, что дружба Лограма с врагами далеко зашла, если тот вообще в курсе происходящего… Или же вождь намеренно расставил ловушку, заставив кого-то из пленников отвести взгляд от эмиссара Уотердипа. Но зачем он ему?
Они все окончательно запутались в этой истории: слишком много людей крутится рядом с пещерами, а орки слишком много позволяют — неудивительно, что люди севера наконец набрались решимости напасть. Гниющая Смерть снова станет днём великой скорби, а пещеры — общей могилой. Они сами дали повод — спасибо самоуверенности Лограма. Согорим в ужасе смотрит на Могрула, не зная, что делать с этими сведениями, кому верить. Даже Вскормленные притихли.
Голос воительницы становится тише; сильный кашель сдавливает ей грудь, и Могрул спохватывается, направляет целительную силу к ней. Широко распахнутыми глазами женщина смотрит на него снизу вверх, затем ощупывает раны и не находит их. Царапина на щеке, оставленная кинжалом, затягивается.
— Нас всех обманули, нет смысла рвать друг другу глотки — лучше направить ярость на того, кто стоит за всем этим, — она кивает, и пока Могрул возится с остальными выжившими людьми, воительница продолжает тихо переговариваться с Согоримом, а когда поворачивается, тот подаёт ей руку, помогая подняться на ноги. Могрул хмыкает, но молчит. Вскормленные, недовольно булькая, угрожающе слоняются неподалёку, напоминая людям, что перемирие — штука хрупкая. Те не забывают бросать какое-нибудь оскорбление в ответ.
— Как тебя зовут? — интересуется Согорим и первым сразу же вежливо представляется; только груды остывающего мяса неподалёку портят идеальную картину: — Я Согорим, а это Могрул.
— Катриона, — говорит она и опасливо косится на Вскормленных, о которых ничего не сказали.
— Ты хороший вождь, Катриона, заботишься о своих людях — Лограм свой народ предал и спрятался в горах, поэтому мы здесь.
Откровенность Согорима впечатляет только людей — к удивлению Могрула, Катриона начинает мямлить, краснеть и прятать взгляд. Значит, впервые осталась за главную, неопытная ещё, хоть и сражается почти как берсерк.
— Честно говоря, это неожиданно и сбивает с толку… В смысле, мы ни разу не пытались поговорить с вами…
— Орки выходят только чтобы убивать, — наконец заговаривает один из её подчинённых, и воздух вокруг будто становится чуть-чуть холоднее. — Каждый из нас потерял кого-то из-за вас — родных, друзей, соседей. Даже не думайте, что эта сделка что-то поменяет.