Авантюризм, на котором были заквашены все планы блицкрига фашистской Германии и ее сателлитов, уже сам по себе отрицал объективность в оценках наших сил — и материальных, и духовных. Легкие успехи в кампаниях против армий стран Западной и Центральной Европы еще больше раздули нацистское высокомерное самомнение, которое, кстати, даже теперь не выветрилось из некоторых голов.
Когда двое суток не можешь сдвинуть ни на шаг обороняющихся, наверное, надо задуматься. А задумаешься, отречься от высокомерия и запросить помощи… Белобрысый ефрейтор, захваченный нами в плен еще в ночь на 14 октября, сказал правду: танков с 4-й горнострелковой дивизией в самом деле не было. Но не было пока. А теперь они непременно вызваны, и наутро жди их атаку. Противник уже имеет весьма точное представление о системе обороны дивизии, поэтому можно ожидать, что он изменит направление главного удара. Предположительнее всего, гитлеровцы выберут для этого стык 694-го и 691-го стрелковых полков.
Решение созрело: выдвинуть на этот стык из второго эшелона обороны в первый 696-й стрелковый полк. Как ни хотелось сохранить эшелонированный боевой порядок, но укреплять рубеж на угрожаемом направлении за счет растягивания обороны у Кипиани и Ковалева было уже нельзя. Наоборот, обстановка диктовала уплотнение боевых порядков.
Свое решение я изложил в боевом приказе на оборону. В связи с тем, что теперь все три стрелковых полка становились в линию, дивизионная артиллерийская группа расформировывалась, дивизионы артполка придавались Кипиани, Мартынову и Ковалеву — по одному на стрелковый полк. В своем резерве я оставил 2-й батальон 696-го полка.
На перегруппировку сил дивизии было не так уж и много времени. Да если еще учесть, что Мартынов выдвигался на передний край в темноте, можно представить всю сложность его задачи. И вот в этой обстановке очень хорошо показали себя политработники, партийные активисты. Например, по получении боевого приказа комиссар 696-го стрелкового полка старший политрук М. И. Романов четко организовал партийно-политическую работу. Накоротке провели заседание партбюро, на котором присутствовали комиссары батальонов. После заседания члены бюро тут же разошлись по ротам с целью помочь политрукам провести партийно-комсомольские собрания, правильно расставить актив, разъяснить личному составу боевую задачу и, наконец, провести митинги.
Мы действенно использовали эту форму повышения боевого духа бойцов. На рассвете 16 октября митинги прошли во всех подразделениях дивизии. Нельзя было собрать всю роту, собирали взвод. Выступления короткие, всего, может быть, три-четыре фразы. Но в каждой из них — ненависть к врагу и любовь к Отечеству. «Стоять насмерть!» — в этой резолюции сливались и чувства, и воля наших бойцов и командиров.
В 9 часов 16 октября на передний край нашей обороны обрушился шквал артиллерийского огня. Над полками повисла карусель немецких самолетов-бомбардировщиков.
Со своего НП по телефону связываюсь с командирами полков. Докладывают, что потери есть, но незначительные. Вот и опять оправдывается наша надежда на щели. Они и убежище, они и окопы для истребителей танков. И если танки сейчас появятся…
— Товарищ полковник, смотрите! — сказал мне капитан Д. А. Филин, начальник разведки дивизии. А я уже увидел и сам: поднявшуюся в атаку немецкую пехоту теперь вели за собой танки, выползающие из-за горизонта.
С утра, еще до начала боя, ко мне на наблюдательный пункт приехал комиссар штаба 18-й армии дивизионный комиссар И. И. Жуков. Я видел его впервые, и этот пожилой человек показался мне почему-то очень угрюмым. Стоя рядом со мной в окопе, он только наблюдал и молчал. Его молчание даже раздражало. Но когда противник, несмотря на огонь наших пулеметов и орудий, почти достиг окопов мартыновского полка, я забыл о существовании дивизионного комиссара. Как-то выдержат шахтеры этот натиск! От волнения пересохло во рту, захотелось пить. И тут же перед глазами — кружка с водой. Повернул голову, а это Жуков. Протягивает и улыбается.
— Не беспокойтесь, говорю ему, — выдержим.
— А я и не беспокоюсь, Провалов. Хорошо дерутся горняки!.. Смотри, горит! Еще один!
На участке обороны, занятом 1-м стрелковым батальоном лейтенанта Л. А. Щербака, дымили два танка. Через окуляры стереотрубы хорошо было видно, как падали расстрелянные в упор члены экипажей, пытавшиеся покинуть горящие машины… В этот день и в последующих боях не раз приходилось наблюдать, как бойцы и командиры дивизии останавливали ползущие на них бронированные махины, но вот эти две запомнились мне на всю жизнь. И то, что они горели не перед передним краем, а уже внутри оборонительного батальонного района, означало: танки подожжены, вернее всего, не из арторудий, а гранатами или бутылками с горючей смесью. Значит, не пропали наши труды! Значит, танкобоязнь преодолена! Словно в подтверждение этих моих мыслей характерные четыре дыма появились и на участке полка Ковалева. Там тоже жгли стальные машины.