Разве не чудо, что мы с тобой встретились! Мы ведь родом из разных мест и никогда не видались прежде. Неужели было время, когда мы не знали друг друга? Самое дорогое у меня в жизни - это ты, и ты любишь меня. Ведь теперь я твоя жена. Когда разобьем американцев и снова настанет мир, я всегда буду рядом с тобой и постараюсь, чтобы у тебя была счастливая семья. Пускай мы сейчас в разлуке, но ты всегда со мной, всегда в моем сердце, и я тоже всегда с тобой.
Любимый, ты, наверно, сейчас очень занят - сколько тяжелых дел там у вас, на фронте! Обо мне не беспокойся и не скучай; просто, если у тебя будет как-нибудь время, напиши мне несколько строк. Я желаю тебе доброго здоровья и хорошего настроения. Передай, пожалуйста, от меня привет Тхо и Хюйену. Я, правда, их никогда не видела, но ты столько про них рассказывал, что я их полюбила; и не только их, а всех, с кем ты каждый день вместе идешь в бой. Желаю вам сбить побольше американских самолетов!
Ну, прощай. Целую тебя. Вернусь домой, сразу же напишу, что нового в Хайфоне. Люблю тебя, целую еще тысячу раз! Твоя Нга".
Дык сложил конверт и спрятал в нагрудный карман; потом снова вытащил и перечитал письмо. "У меня тоже самое дорогое на-свете - это ты... - думал Дык. - Спасибо, спасибо тебе, Нга! Ну, прощай, мне пора..."
* * *
Восемь часов... Девять... Все спокойно. На новых позициях "шестерки" тренируются расчеты. Стволы орудий поднимаются вверх, опускаются, поворачиваются из стороны в сторону вслед за деревянными моделями самолетов, насаженными на длинные шесты. Каждым таким шестом размахивает несколько человек, точь-в-точь как бумажным драконом на празднике.
- Отставить! - крикнул помощник ротного Тхо, поглядев на часы. Личный состав может отдыхать!
Дык стоял возле пушки, расчетом которой командовал Лай. Солдаты спрыгнули с вращающейся площадки лафета.
- Что-то "джонсонов" не видно, - сказал один. - Уж не случилось ли с ними чего?
- Просто вчера им здорово вмазали!
- Ребята, - ухмыльнулся Лай, - а ну как они прямо сейчас пожалуют!
- Очень даже свободно. Подойдут за облаками и атакуют, безо всяких там кругов и пируэтов.
Дык невольно посмотрел на небо, словно прикидывая, с какой стороны может появиться противник.
- Вы, Лай, должны дать самолету спуститься как можно ниже, - сказал он, - и тогда уж открывать огонь. Пусть остальные расчеты ведут огонь по-другому, пускай кругом вас рвутся бомбы, ваша задача - добиться попадания с первых же снарядов.
- Ясно!
- Ну что, Тат, слышал вчера, как пушки стреляют? Принял боевое крещение?
- Разрешите доложить, - улыбаясь, ответил новобранец с оспинами на лице, - на первых порах оно, конечно, чуть-чуть...
- Чуть-чуть страшновато, - договорил за него "писатель" Бинь.
Все расхохотались, а Тат договорил солидным баском:
- В общем, я теперь обстрелялся!
- Правильно, еще несколько налетов, и ты будешь настоящим ветераном.
Дык пошел на КП. "Писатель" продолжал подтрунивать над новобранцем:
- Да-а, Тат, тебя уже ротный хвалит - растешь на глазах!
- Он на вид злой, а сам-то очень добрый.
Этот глубокомысленный отзыв снова всех рассмешил.
* * *
Командир расчета Лай, конечно, не знал, долго ли продлится неожиданный отдых. Тем не менее он достал иголку с ниткой и, скинув гимнастерку, сел штопать ее прямо на краю окопа. Иногда он поднимал голову и рассматривал длинные, крытые листьями дома на берегу, рядом с лесопилкой. Каждый день работницы с лесопилки приносили солдатам на коромыслах зеленый чай. Отсюда, с новых позиций, видно было, где они живут.
Интересно, который там дом Туйен? Лай запомнил ее, потому что девочка была очень похожа на его сестренку Хонг. Дома у них с Хонг была большая дружба; самая младшая в семье, она всегда чинила брату рубашки, гладила брюки и во всех семейных неурядицах держала его сторону...
Когда Лай в шестом классе бросил школу и пошел учиться на электрика, отец пришел в ярость.
- Ты бы хоть семь классов кончил! - кричал он. - Мне при старой жизни учиться не довелось, а ты должен смотреть вперед! Правительство все вам дает - только учись! Или думаешь, я тебя еще год не прокормлю?
А Лай твердил свое:
- Надоело, не хочу больше учиться...
- Дуралей, - горячился отец. - Нынче человек без науки все равно, что рыба без воды!..
Вообще на Лая свалились тогда все несчастья. Он вместе с приятелями дебоширил в классе, и учитель ударил его по лицу. Лай решил ни за что не возвращаться в школу. Но было и другое - Лай видел, как трудно старику отцу прокормить восемь ртов, как еле сводит концы с концами и надрывается в бесконечных хлопотах мать, и он решил поскорее принести в семью заработок. Отец долго не мог примириться с тем, что сын бросил ученье. Поэтому, когда старик возвращался с работы не в духе, Лай, стараясь не попадаться ему на глаза, проскальзывал на кухню или выходил погулять в переулок. Хонг увязывалась за ним следом. Она молча держалась за рукав его рубашки, точно боялась, как бы брат не ушел насовсем...
Тат и Бинь сидели рядышком и негромко разговаривали. Бинь умудрялся одновременно еще и читать толстенный, затрепанный до дыр роман. Тат только что вытащил прямо из бруствера огромный клубень батата - их пушка стояла посреди поля, засаженного бататами, - и с задумчивым видом взвешивал на руке находку:
- Из такого клубня можно сварить целый обед!
Тат огляделся, словно надеясь обнаружить в грудах свежей земли еще парочку бататов.
- Знаешь, Бинь, - сказал он, - кто мастер готовить бататы? Моя старшая сестра. Я сам их не очень любил. Меня дома все баловали, мать с сестрой отдавали мне самые вкусные кусочки, поэтому, если долго приходилось жевать бататы, я бывал недоволен. А вот сестра, за милую душу, лопала их круглый год... Дом наш стоит на самом краю деревни, прямо у железной дороги. Когда я был маленький, мать говорила: "Видишь эту насыпь? По ней ходит поезд..." Откуда мне было знать что, такое поезд? Ведь дорогу разбили еще в начале войны с французами. Да и сестра моя никогда не видела поезда. Я впервые увидал паровоз в кино. А в позапрошлом году нашу дорогу восстановили. Тут уж я разглядел паровоз и вагоны - все как есть. Он теперь ходят мимо нас до самого города...