Лян Цзин-чунь не стал смотреть контракты.
— Все это я уже видел, — спокойно ответил он. — Я чувствую, что ты видишь проявление пассивности в том, что я не сидел целыми днями в своем кабинете. Но я не мог запереться в кабинете сегодня и впредь не собираюсь этого делать.
— Ты не понял мою мысль. Я отнюдь не собирался упрекать тебя за то, что ты не сидел в кабинете. Но ты вовремя не провел партийные собрания, не мобилизовал коммунистов на то, чтобы они заняли руководящую роль в соревновании за увеличение выпуска продукции.
— Я сегодня был в общежитиях, на квартирах рабочих, выяснял там важные вопросы, — Лян Цзин-чуню не нравилась нервозность директора, и говорил он медленно, спокойно, отчетливо — так, что каждое его слово звучало с какой-то особой силой. — Я хочу докопаться до корня, выяснить, почему активность и творческий порыв рабочих еще недостаточно сильны, почему они не проявляются в полную силу. Это один из важнейших вопросов.
— Я согласен с тобой: этот вопрос действительно очень важный. Однако им можно заняться в любое время — и завтра и послезавтра. И я прошу тебя не забывать, что сегодня для нас самое важное — это увеличение производства стали. Прежде всего мы должны думать о том, как повысить дневную выработку, какими методами развернуть соревнование. — Чжао Ли-мин также старался изо всех сил оставаться спокойным, но в конце немного разволновался: — Товарищ Лян Цзин-чунь, должен сказать тебе, что тот, кто не беспокоится об увеличении производства, тот допускает огромную ошибку.
— Да я ведь именно из-за этого и ходил говорить с рабочими, — в тоне Лян Цзин-чуня проскользнули нотки раздражения, но он тут же взял себя в руки. — Я выяснил, что некоторые рабочие недовольны своими бригадирами, поэтому они и не проявляют в полной мере свою творческую активность, и это не могло не сказаться отрицательно на развертывании соревнования.
— Но ведь мы и раньше проводили соревнование, и весьма неплохо!
— Однако не всегда оно приносило успех!
— Я снова спрашиваю тебя: будем мы проводить соревнование или нет?
— Как так не будем? Я обеими руками голосую «за»! Однако главный вопрос соревнования — всколыхнуть всех рабочих, чтобы они пустили в ход смекалку, а не работали по старинке.
— Но весь вопрос в том, как поднять рабочих. Твой метод, когда ты один мечешься туда-сюда, — это кустарщина, — съязвил директор. — Ведь есть испытанный способ: мобилизовать коммунистов, чтобы они возглавили массы, затем найти передовой мартен — и он бросает вызов на соревнование остальным!
— Способов мобилизации масс есть много, нельзя ограничиваться только тем, который ты привел в качестве примера. Я хочу обратить твое внимание и на то, что на этом отличном мартене, который ты имеешь в виду, также не все в порядке, — постучал рукой по столу Лян Цзин-чунь. — Я опасаюсь, как бы они там не опростоволосились. Могут и они не выполнить своих обязательств. С ними такое и раньше бывало.
— На этот раз ничего не случится! — уверенно сказал Чжао Ли-мин, остановившись перед Лян Цзин-чунем. — Их обязательства точно проверены и мной и производственным отделом, так что не может быть никакого сомнения, — тут он улыбнулся. — Я не могу прислушиваться к тем немногим людям, которые шепчутся за спиной, равняться на них было бы ошибочно. На заводе всегда найдутся отдельные отсталые элементы, и мы не можем плестись у них в хвосте. Ты посмотри сам, как все стремятся идти вперед, даже Чжан Фу-цюань сегодня выдал скоростную плавку. Для девятого мартена это имеет немалое значение.
— Но ты ведь знаешь, что сталь именно этой плавки получилась бракованной? — холодно спросил Лян Цзин-чунь.
Чжао Ли-мин быстро снял с рычага телефонную трубку.
— Дайте мне литейный!
— Не надо звонить, я был в мартеновском цехе и интересовался работой вторых смен.
Но Чжао Ли-мин подождал, пока его соединили с литейным пролетом, и спросил: