Сделав глубокий вдох, она села на стул и уставилась на дверь, спокойно сложив руки на коленях, хотя сердце по-прежнему безумно колотилось. В первый раз Джинни подумала, что, возможно, совершила ошибку, приехав сюда. Именно так могла бы поступить ее мать. Впрочем, уже поздно что-то менять. Кроме того, у нее и выбора нет.
Джинни показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она услышала, как грохочут на лестнице тяжелые сапоги. И наконец дверь рывком распахнулась.
Джинни ахнула, приоткрыв губы, и по спине пробежала дрожь: он великолепен!
В мерцающем свете огарка его лицо казалось особенно жестким; темные тени только подчеркивали квадратную тяжелую челюсть и плотно сжатый рот. Глаза хищно прищурились, а их пронзительный синий цвет казался почти черным. Закрыв за собой дверь, Дункан шагнул к ней. Даже движения его были резкими и порывистыми – он передвигался длинными мощными шагами, как лев.
Джинни сглотнула. В горле комом собиралась тревога. Непохоже, что Дункан рад ее видеть.
Подавив желание заключить ее в свои объятия и сказать, что она перепугала его до смерти, Дункан вытащил из кармана ее записку и швырнул ей на колени, как латную рукавицу.
– Что это значит?
Джинни взяла записку, даже не взглянув на нее, и вернула ее Дункану.
– Мне нужно было встретиться с тобой.
Он вырвал из ее руки смятый пергамент, резко взмахнув рукой, развернул его и поднес близко к настороженным зеленым глазам.
– Я вижу, – обманчиво спокойным голосом произнес Дункан. – Здесь написано: «Приходи скорее, мне нужно тебя увидеть. Мы должны действовать немедленно».
Он сунул записку в свою кожаную сумку и угрожающе навис над Джинни.
– Но в ней не говорится, – негромко продолжил Дункан, – по какой причине тебе потребовалось ехать за мной и зону военных действий.
– Послушай, – деревянным голосом произнесла Джинни, – я нахожусь здесь не из-за мимолетного каприза. Я приехала, потому что люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Прости, если мое появление так тебя рассердило, но заверяю, никакая опасность мне не угрожает. Меня сопровождают полдюжины стражников.
– Да что ты говоришь? – Дункан больше не мог сдерживать ярость. – Ты понимаешь, что в каких-то трех жалких милях отсюда стоят лагерем пятнадцать тысяч человек, готовых к сражению? – Он содрогнулся. Интересно, а что она наплела своим стражникам, чтобы они привезли ее сюда?
Джинни свела брови, неуверенно глядя на него.
– Отсюда до Стратбоги день езды…
– Хантли уже не в Стратбоги, он в Охиндоне.
Джинни побледнела и закусила губу, Дункан пытался разобраться в чувствах, бушевавших у него в душе с момента, когда он прочитал ее записку. Он с преувеличенным терпением вздохнул.
– Так зачем ты здесь, Джинни?
Девушка встала и повернулась к окну, выпрямив спину и упершись дрожащими руками в тонкую талию.
– Нам нужно бежать прямо сейчас. Через несколько дней будет уже поздно.
Дункан стиснул зубы.
– И для этого ты примчалась сюда? – Он помолчал, просто не в силах поверить, что девушка поступила так неосмотрительно.
Джинни всматривалась в его лицо, в глазах ее закипали слезы.
– Пожалуйста. Прошу тебя, поверь мне.
– Почему? Потому что у тебя дурное предчувствие? Я тебе верю, но ты просишь о невозможном. Я вернусь, как и обещал, через несколько дней…
– Да как ты не понимаешь? – отчаянно вскричала Джинни. – Тогда будет слишком поздно! Мы должны бежать сейчас!
Похоже, ее страх усиливался, становился безрассудным.
– За этим кроется что-то еще, Джинни? Какая-то другая причина?
– Нет, – возразила она, решительно замотав головой. Слишком решительно. Дункан пристально посмотрел на нее, гадая, не скрывает ли она что-то…
Нет. Он вспомнил, какой испуганной она была, когда он уезжал. Здесь нет ничего, кроме страха юной девушки потерять любимого. Ему казалось, что она уяснила: он идет сражаться, но, похоже, ничего не поняла. Война – мужское дело! А удел женщин – ждать любимых.
Дункан расцепил ее руки, обнимавшие его за шею, и отодвинул Джинни от себя.
– Возвращайся домой. Я.приеду, когда сражение окончится.
– Нет! Ты должен меня выслушать! – Джинни вцепилась ему в руку и крепко ее сжала. – Случится что-то ужасное, и я не хочу, чтобы ты оказался замешан. – Ее голос наполнялся отчаянием. – Пожалуйста, если ты меня любишь. – По щекам девушки поползли слезы.
Страх, паника и отчаяние слились в последнюю попытку заставить его понять то, что она не могла объяснить: если он уйдет сейчас, то может никогда не вернуться.
– Дункан, подожди, ты не можешь уйти. Я…
«Боже милостивый, что я такое говорю?! Как же заставить его понять, не предав при этом отца и не подвергнув опасности его жизнь и жизни остальных членов клана?»
Для нее ровным счетом ничего не значил религиозный спор между Хантли и королем. Это была какая-то схоластика. Единственное, что имело значение, – двое мужчин, стоявших по разные стороны баррикад. Как ей защитить их обоих?
Расскажи она Дункану о том, что подслушала, он сочтет своим долгом сообщить своему кузену об измене ее отца. Уж настолько она его знала. Дункан не будет стоять в стороне и не допустит, чтобы виновные остались безнаказанными. Человек такой честности и достоинства, как Дункан, не скажет, что предательство ее отца заслуживает милосердия. Дункан поступит по справедливости, и не важно, чего это будет стоить ему лично.
Но если она ничего не скажет Дункану и не сумеет его удержать, из-за предательства отца жизнь Дункана подвергнется серьезной опасности.
Она оказалась в очень сложном положений, разрываясь между двумя любимыми мужчинами. Так или иначе, она проиграет.
Дункан оглянулся. Его красивое лицо было полно холодной решимости.
– Я должен идти, Джинни. Ты все усложняешь… Джинни подбежала к Дункану и положила ладонь ему на руку. По лицу текли горячие слезы страха и отчаяния. Джинни посмотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою любовь.
– Прошу тебя! Ты не можешь покинуть меня так легко! Не зная, что еще сделать, Джинни метнулась вперед и встала между Дунканом и дверью.
Она прильнула к его затянутой в доспехи груди, но Дункан не смотрел на нее. Лицо у него было каменным и непроницаемым, и волнение выдавала только жилка, дергавшаяся на щеке.
– Пожалуйста, не сердись на меня, – умоляла Джинни. Ее душили слезы. – Я понимаю, ты думаешь, что я дурочка, и с моей стороны было глупо приезжать сюда. Я могу объяснить. – Грудь ее высоко вздымалась, она всхлипывала и прерывисто дышала. – Я так боюсь!
Может быть, на него подействовала искренность ее эмоций, но внезапно Дункан обнял Джинни, и она тут же ощутила себя в безопасности. Дункан погладил ее по голове и успокаивающим голосом пробормотал:
– Я понимаю, любовь моя, я все понимаю. Но доверься мне.
Он наклонил голову и прильнул к ее губам, целуя ее нежно, мучительно ласково, утешая, лаская своими теплыми мягкими губами. В его надежных объятиях Джинни точно знала, что все будет хорошо.
Тепло его тела согревало ее, прогоняло холод – так утреннее солнце разгоняет тучи.
«Не отпускай его…»
Джинни прижалась к Дункану, ища поддержки в его могучей силе. Доспехи впивались в ее тело, но она не обращала на это внимания. Он был таким твердым и надежным, как скала в штормящем море, и пока Джинни может за него держаться, с ней ничего не случится.
Дункан застонал, чувствуя, что хочет ее, запустил пальцы в ее волосы и прижал голову Джинни к себе, крепче впиваясь в ее губы.
От него так волнующе пахло. Джинни вдыхала аромат ветра и солнца, тот мощный первозданный запах, который только усиливал ее страсть. Он наполнял ее сознание порочными мыслями. Она хотела почувствовать прижавшееся к ней обнаженное тело Дункана, хотела скользить губами и языком по его груди, наслаждаться соленым привкусом его разгоряченной кожи, хотела, чтобы он входил в нее, доводя их обоих до безумия.