Как-то механик подозвал к себе Вальку и добродушно сказал:
- Вот что, юнга, хватит даром хлеб есть. Надо приучаться к ремеслу. Коли захотел стать моряком, начинай моряцкую жизнь с самого начала. Одевай робу, бери ветошь, ведерко и давай "огребать полундру". Ты маленький, как клоп, пролезешь везде. Давай под мотор и выбирай из трюма воду.
Валька обрадовался поручению. Не взошел, а взлетел по трапу на катер и исчез в машинном отсеке. Вскоре его увидели, измазанного соляркой, но счастливого, с сияющими глазами, с ведерком в руке шагающим к месту, где сливалась грязная вода.
Потом он получил новое задание - до блеска надраить медные части. С этого дня Валька стал почти равноправным членом экипажа.
Вечером, ложась спать, он говорил хозяину квартиры:
- Дяденька, вы меня разбудите, пожалуйста, пораньше, а то, чего доброго, могу проспать и опоздать на службу...
Но будить его не приходилось. Мальчишеское любопытство и усердие поднимали его чуть свет и влекли на причал. Там он тихо сидел где-нибудь в уголке и дожидался часа, когда явится экипаж и можно будет идти на катер.
Шагая на "службу" по набережной, он лихо сдвигал на затылок бескозырку, на ленте которой было написано: "Торпедные катера", гордо выпячивал грудь: ведь он теперь не какой-то мальчишка с улицы, а юнга торпедников.
Надо было видеть, сколько было у него радости, когда в следующее воскресенье краснофлотцы, уволившиеся на берег, взяли его с собой. Валька, казалось, не шел по тротуару, а летел по воздуху. Еще с утра он усердно драил суконкой ботинки.
- Чтоб в них свой нос видел, - говорил ему боцман, напутствуя в первое увольнение.
С любопытством и вниманием смотрел он на Кузнецова, который гладил его брюки и форменку.
А механик шутливо ворчал:
- Чтоб это было в первый и последний раз. Учись. В следующий раз сам будешь гладить. Каждый моряк следит за своей формой. Она всегда должна быть чистой и опрятной. Складки брюк чтоб резали воздух. Иначе ты не моряк военного флота, а рыбак с какой-нибудь фелюги, Так Валька жил и трудился вместе с нами. Время шло. Ремонт подходил к концу. Все на катере были заняты. Каждый делал свое дело. На Вальку стали обращать меньше внимания, почти перестали давать поручения, так как подходящей работы для него уже не находилось. Валька это понимал.
Закончились внутренние работы, установлено на место оружие, принят боеприпас, горючее. Катер стоял у стенки, поблескивая своими свежевыкрашенными бортами.
Все серьезнее задумывался Валька о своей судьбе. Приближался последний день его морской жизни. Катер уйдет воевать, а его оставят здесь, отдадут в школу юнгов.
"А разве можно" сейчас сидеть за партой и учиться, - думал он, - когда кругом грохочет война. Ведь я поклялся отомстить собственными руками за папу и маму". Чувствовали близость разлуки и наши моряки. Мы все полюбили Вальку, сообразительного, трудолюбивого и веселого мальчишку, привыкли к нему.
Беспокоила дальнейшая судьба мальчика. Что с ним будет после нашего ухода? Каждый понимал, что удержать его в стенах школы очень трудно: в такое время все ребята его возраста стремятся на войну. Мы знали, что он все равно убежит оттуда и будет добиваться своего. Катер уйдет, а он снова начнет искать новое пристанище, переживая тяжести беспризорной жизни, пока опять не встретит моряков, которые приютят его.
Поэтому мы решили взять Вальку с собой и просить разрешения у командования держать его воспитанником. Когда мы пойдем на задание, он будет оставаться на берегу.
И вот настал день отплытия. Краска уже высохла. Три красные звезды ярко алели с трех сторон рубки. Их нарисовали молодые строители-комсомольцы.
На причале собрались матросы и командиры с других ремонтирующихся катеров, рабочие мастерских. Все желали экипажу боевых удач, счастливого плавания.
Ольга Лаврентьевна Рукавицына, Андрей Данилович Кузнецов, Григорий Вениаминович Путин и другие с любовью смотрели на красавец катер и с гордостью думали, что в предстоящих его победах будет доля и их труда. Они с любовью провожали катер и экипаж, как провожает мать еще одного сына на фронт, на защиту Родины.
Валька со слезами на глазах стоял в сторонке, и, когда наступили минуты прощания, я подошел к нему:
- Ну, Валька...
Но, не дав мне промолвить и слова, он, заливаясь слезами, сказал:
- Товарищ командир, большое спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Но как только катер отойдет от причала, так и я в воду...
- Эх ты, моряк! Слезы лить стал и решение неважное принял, - улыбнулся я. - Кому ты сделаешь хуже, что утонешь?! Я думал, что ты пойдешь учиться, а потом придешь к нам настоящим моряком, командиром! А ты... А ну забирай свой узелок - и на катер!
Валька стремглав метнулся куда-то за угол и через минуту уже стоял на борту катера со своими пожитками.
Зарокотали моторы, отданы швартовы. Пятясь задним ходом, "девятка" развернулась и, набирая скорость, стала выходить из бухты.
На пирсе махали руками провожающие. Катер, выскочив почти всем корпусом из воды, поднял за кормой большой бурун и стрелой понесся на север.
- Держись, Валька! - крикнул боцман.
Но Валька не слышал его слов. Он уцепился за поручни, из-под ног ускользала палуба. Ветер бил в лицо. Валька раскрыл рот и хватал воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
- Э, брат морячина, так и за бортом как дважды два будешь, - сказал боцман и, взяв мальчика за плечи, втянул его в рубку. - А ну лезь сюда.
Здесь давление воздуха было меньше, дышать легче. Валька, постепенно привыкая, успокоился и стал осматриваться. Все были заняты своим делом, и никто не обращал на него внимания.
При подходе к базе, куда мы шли за получением боевого задания, подул ветерок, поднимая мелкую волну.
Катер словно шарик, катящийся по неровной поверхности запрыгал по волнам
Вскоре моторы зарокотали тише. Валька выглянул из из рубки и увидел проплывающие мимо деревья и домики, стоящие вдоль берега речки, в которую уже вошла наша
"девятка". Боцман и радист стояли на носу и корме, держа в руках швартовые концы.
Катер подошел к деревянному помосту, заменявшему причал. Заглушили моторы. Краснофлотцы, поймав брошенные концы, закрепили их за кнехты. Дежурный по штабу, высокий стройный командир с бело-голубой повязкой на рукаве, принял мой доклад и ушел. А я направился к своему комдиву, докладывать о завершении ремонта и готовности катера. Выслушав рассказ о встрече с Валькой и его стремлении стать моряком, комдив разрешил держать Вальку как воспитанника, но не брать в боевые походы.
Через несколько дней наш катер перебазировался в Геленджик. Отсюда почти каждую ночь мы ходили на выполнение задания. Сначала на время выхода в море мы оставляли Вальку на берегу где он помогал, базовой команду А потом когда настала пора охраны Малой земли, Валька забирался в машинный отсек и ходил с нами в ночные дозоры, на постановку минных полей.
Очень скоро Валька освоил моторное дело. Он никогда не пропускал занятий, которые проводил механик или старшина с мотористами. Наблюдал, как действуют Кузнецов и Шаманский, что они делают по той или иной вводной даваемой механиком. Надоедал своими вопросами до тех пор, пока все не становилось для него ясным Валька уже знал, что надо делать, если возникнет пожар, зачем по отсеку разложены небольшие дощечки и деревянные бруски, стоят ящики с чопиками и мотками вязальной проволоки.
На походе он неотлучно находился возле Кузнецова. Сколько у него было радости и детской гордости, когда моторист выходил на несколько минут из отсека и оставлял его одного у мотора! В базе не было конца его рассказам, как он "долгое" время стоял на вахте.
Валька и действительно уже мог в какой-то мере заменить Кузнецова в отсеке, заводить мотор и управлять им. Но его интересовало не только моторное дело. В походах он часто сидел на рубке, нес наблюдение и обо всем замеченном докладывал командиру.