В этот напряженный момент боя я увидел, что юнга Шерстнев вдруг выскочил из рубки и грудью навалился на смотровое стекло справа от меня. В первое мгновение у меня мелькнула мысль, что Клеоник это делает со страха, только я не мог понять, для чего. Но, взглянув мельком в лицо юнги, заметил, что он вовсе не испуган. Наоборот, он был радостно возбужден, в глазах его не таилась и тень тревоги.
Лишь после боя я выяснил причину непонятного мне поведения Шерстнева. Оказывается, он выскочил из рубки и прикрыл своим телом смотровое стекло потому, что в нем отражался лунный свет.
- Ведь противник мог заметить этот отблеск, и ему легче было бы вести огонь по нашему катеру, - просто объяснил свой мужественный поступок смелый юнга.
Я похвалил Клеоника за храбрость и находчивость.
Однако независимо от мужества и самоотверженности всего экипажа нам пришлось бы очень туго если бы Кочиев не повел в атаку катера Сухорукова, Белобородова, Келина. Они прошли мимо нас на полном ходу, вздымая за кормой пенистые буруны, и отвлекли внимание противника от нас. Весь свой огонь фашисты перенесли на них, К тому же в это время раздался взрыв нашей торпеды. Мы видели, как огромный столб огня, воды и дыма поднялся в ночное небо, баржа разломилась надвое и стала быстро погружаться в море. Это вызвало панику среди гитлеровцев. Их огонь стал еще более беспорядочным.
Но у нас оставалась еще одна торпеда. И хоть катер наш был потрепан огнем, не имел полного хода, не могли же мы везти ее обратно в базу, когда перед нами движется столько заклятых врагов!
Без колебаний пошли мы вторично в атаку. Воспользовавшись тем, что противник отвлечен другими нашими катерами, завязавшими бой в голове каравана, мы пошли контркурсом в хвост вражеских судов.
Неожиданно из темноты выскочил фашистский сторожевой катер типа "Олень". Он оказался так близко от нас, что мы ясно видели прислугу у пушек и пулеметов, командира и его помощника на мостике. К счастью, на фашистском сторожевике нас, видимо, приняли за своих и лишь для проверки дали по нам короткую очередь. Боцман Панин не растерялся и ответил им такой же короткой очередью светящихся пуль, как бы подтверждая;
- Ну, конечно, свои мы!..
Этим он окончательно ввел в заблуждение командира сторожевика, и тот ушел в голову каравана.
Перед нами показался буксир, тащивший за собой большую баржу до предела нагруженную боевой техникой. Мы торпедировали ее.
Наблюдая за следом выпущенной торпеды, у всех нас сжалось сердце - она могла проскочить между буксиром и баржой. Но перепуганный командир буксира, стараясь увернуться от торпеды, увеличил ход и сам подставил баржу под удар. А после взрыва он, волоча за собой оторванный нос баржи, полным ходом стал улепетывать от нас.
Теперь можно было уходить и нам. Мы догнали нашу группу, дожидавшуюся нас в намеченной точке, и все вместе возвратились в базу.
Две очереди с "девятки" сообщили собравшимся на Причале, что мы завоевали право входить в бухту первыми.
Уже наступил день. В просторной комнате штаба соединения собрались катерники, чтобы отметить боевые успехи только что вернувшихся с моря.
Проснулся я далеко за полдень. Окинул взглядом машинное отделение и увидел привычную картину отдыха катерников после боя. Люди, уставшие от тревожных бессонных ночей, от сильного нервного напряжения в минувшем бою, заснули в самых разнообразных позах.
Пошевелиться, я не мог, что-то давило сверху. Приподняв голову, увидел, что это моторист Кузнецов, подложив под себя пробковый пояс, примостился рядом со мной и не почувствовал, как положил свои ноги в большущих кирзовых сапогах на меня.
По соседству, на другом моторе, спали в обнимку электрик и командир отделения мотористов. А боцман - любитель свежего воздуха - примостился под входным машинным люком и, упершись спиной в таранную переборку, спал сидя, подобрав под себя ноги и положив голову на колени.
"Спим, а кто же будет готовить катер? - с тревогой подумал я. - Этак нас и не возьмут больше!.."
Был теплый майский день. Солнечные зайчики играли на иллюминаторах и на надраенных дюралевых поручнях. На причалах шла обычная работа. Бензовозы заливали горючее, грузились торпеды. Тут же на расстеленных брезентах набирали пулеметные ленты.
Вдали, у мола, стояло несколько офицеров. Среди них я узнал механика своего подразделения Малышева. Желая узнать обстановку сегодняшнего дня, я было направился к нему, как меня окликнул Кочиев.
- Твоя "девятка" пойдет сегодня к Севастополю головным в группе капитан-лейтенанта Погорлюка, - улыбаясь, сказал он.
- Головным?! Но ведь у нас и хода почти нет...
- Ничего, - засмеялся Кочиев, - катера пойдут под стать твоему: Келина, Опушнева и Белобородова.
- Ну и отряд! Да мы самую тихоходную баржу не догоним.
- Больше послать некого. Будете использовать внезапность - так успеха добьетесь.
Я поспешил на катер будить экипаж и готовиться к выходу. Но подошедший Малышев сказал:
- Пусть отдыхает - "девятка" к походу готова.
Оказывается, пока мы спали, товарищи с катеров, не ходивших в прошлую ночь в море, под руководством механика зарядили и заправили нашу "девятку". Были погружены торпеды, залито полностью горючее, откачена вода из трюмов.
В море вышли задолго до захода солнца, чтобы дойти до района боевых действий к намеченному времени. Для прикрытия от авиации и катеров противника нашей группе придавались два морских охотника, которыми командовали мои однокурсники по училищу Седлецкий и Аксенов.
Выход из базы прошел благополучно, но уже за мысом Ай-Тодор наш отряд стал распадаться. Первым выбыл из строя катер Белобородова: на нем заглохли сразу два мотора. Затем отказал мотор на катере Келина.
Я представлял, как были огорчены этой вынужденной остановкой наши товарищи и особенно Белобородов - молодой, но уже опытный командир, не раз отличившийся в боях. Он одним из первых среди нас был награжден орденом Красного Знамени за подвиг, совершенный еще в начале войны.
Произошло это так.
...Катеру "СМ-3", которым командовал старший лейтенант Каримов, приказали срочно оказать помощь летчикам, упавшим в море на подходе к Керченскому проливу;
Катерники спешно, не ожидая подхода прикрытия, вышли на выручку летчиков. В этот день на корабль явился только что назначенный дублером командира молодой лейтенант Белобородов.
На пути к месту, где терпели бедствие авиаторы, катер перехватили баражировавшие в этом районе фашистские истребители. Несколько "мессершмиттов" набросились на него и захлестали очередями из пулеметов и автоматических пушек.
Моряки мужественно отражали атаки противника. Пулеметным огнем им удалось сбить один самолет, и он рухнул в море. Второй фашистский истребитель получил повреждения и, волоча за собой дымовой хвост, полетел к берегу.
Но вскоре над катером появилась другая стая "мессершмиттов" и с еще большей яростью возобновила атаки.
Вода вокруг катера кипела от пуль и снарядов. Вышел из строя один из моторов, погиб пулеметчик. Его тотчас сменил механик главный старшина Юдин и тоже был сражен вражеской пулей. Белобородов помогал раненому боцману вести огонь из другого пулемета. Вдруг он заметил, что катер потерял управление. Обернулся к рубке. На мостике - никого. Командир катера, старший лейтенант Каримов, лежал навзничь без признаков жизни. Из нескольких пулевых ран сочилась кровь.
Белобородов вскочил в рубку, встал за штурвал. Теперь катер уже не мог обороняться от наседавших "мессершмиттов". Пулеметы молчали. На палубе лежали убитые и раненые. А фашистские летчики делали все новые и новые заходы, поливая безмолвный подбитый корабль огнем.
Казалось, участь Белобородова решена. Его уже дважды ранило, но лейтенант не терял присутствия духа и, превозмогая боль, продолжал маневрировать катером, выводить его из-под огня.