Прекрасны годы беззаботного детства! Но скоро они кончились.
Однажды вечером в 1929 году к нам на хутор приехал посыльный из станичного Совета. Отца вызывали на собрание в станицу.
- Сядь на коня, далеко, - посоветовала мать.
- Ничего, - возразил отец, - конь за день устал Я лучше пешком.
Ушел он тогда и больше не возвратился. Нашли отца недели через две, в степном колодце. Голова была разрублена топором, вся грудь в ножевых ранах.
Мать не перенесла этого. Она умерла вскоре же после гибели отца. Я оказался на попечении бабушки. Жили впроголодь, побирались по соседям. Терпел я терпел такую жизнь и подался в Краснодар, стал беспризорничать. У меня появились новые товарищи, совсем непохожие на прежних. Мы промышляли на базарах, ночевали на чердаках, в заброшенных подвалах. Как-то нам "посчастливилось" стащить кошелек с деньгами. Стали делить добычу. Вдруг подходят взрослые парни и требуют отдать кошелек им. Я запротестовал и... очнулся в больнице, с тяжелой ножевой раной.
Нет худа без добра. Из больницы попал в детский дом, где и закончил семилетку.
Захотелось учиться дальше. Вместе с одним из моих друзей по детдому Юрием Сотниченко поехали в город. Сунулись по наивности в институт местной промышленности. Там над нами посмеялись и вежливо выпроводили:
- Окончите сперва десятилетку.
Тогда мы решили проситься воспитанниками в кавалерийский полк. Но и здесь нас постигла неудача.
После этого Юрий поступил на завод. Я же продолжал поиски.
Бродя по улицам Краснодара, увидел объявление; "Производится набор студентов в Кубанский медицинский рабфак. Подавать заявления могут учащиеся пятых, шестых и седьмых классов, достигшие 17-летнего возраста. Студенты обеспечиваются стипендией и общежитием".
Не прошло и нескольких минут, как я очутился в канцелярии рабфака. Выслушав мою просьбу, секретарь и делопроизводитель от души рассмеялись: мой маленький рост подвел меня - люди не поверили, что мне уже 17 лет. Преподаватель истории Штепа дружески взял меня за плечи и провел к выходу, приговаривая:
- Подрасти, а потом уж приходи... Очутившись за дверью, я дождался, когда уйдет историк, и снова юркнул в канцелярию.
- Я не для себя, меня брат прислал... Мы живем в станице. Скажите, пожалуйста, какие документы нужны для поступления?
Не берусь судить, поверила ли секретарь этой наивной хитрости или ей просто захотелось избавиться от меня, но просьба моя была удовлетворена. Девушка взяла лист бумаги, написала на нем, перечень документов, приложила к нему анкету, подала мне:
- Вот, все здесь.
И записала фамилию "моего брата" в журнал.
Требуемые документы были, конечно, представлены, и в назначенный день я приехал сдавать экзамены. Теперь вид у меня был приличней. В ботинках, как мне казалось, я выглядел гораздо выше. Да и знания у меня оказались порядочными: как никак окончил семь классов (другие имели только по пять - шесть). Меня зачислили сразу и даже не на первый, а на второй курс.
Учение шло хорошо, хотя обстановка выглядела для меня непривычной. Моими соседями в классе были взрослые люди. Особенно запомнились двое: слесарь Копайгора и работник Осоавиахима Мария Дьячкова. Они сыграли большую роль в моем воспитании.
Два года прошли трудно. Вечерами работал, а днем учился. Хотя быть медиком я не собирался и продолжал мечтать о море, но занимался серьезно. Как бы там ни было, окончив это учебное заведение, я получал среднее образование, что приближало меня к заветной мечте.
Но вот закончен и третий курс медрабфака. Идя навстречу моим стремлениям, комсомол направил меня в Севастополь в Военно-морское училище.
Теплым августовским вечером мы, группа будущих моряков, попрощались с Краснодаром, и поезд помчал нас к морю. Еще из окна вагона мы увидели безбрежную синеву. Вода и небо!
В Новороссийске я как зачарованный стоял на берегу и не мог оторвать глаз от морского простора.
И совсем не предполагал я тогда, что впоследствии здесь, в Новороссийском порту, мне доведется стать свидетелем и участником таких грозных событий, которые врежутся в память на всю мою жизнь.
Дни суровых испытаний
Рассекая форштевнями зеркальную гладь моря, шестерка торпедных катеров после успешного завершения учебного похода возвращалась в базу.
У штурвалов стояли совсем еще юные, безусые командиры, выпускники Черноморского Высшего Военно-морского училища. Они пришли в бригаду на стажировку, чтобы потом, осенью, получив дипломы, вернуться сюда навсегда служить Родине.
Сколько впечатлений! Сколько переживаний! Есть о чем рассказать товарищам вечерами в уютном кубрике базы.
...Владимир Степаненко неожиданно вышел в атаку на корабль и успешно торпедировал цель.
...Катеру Анатолия Крылова было дано задание темной ночью зайти в залив, произвести разведку и, обогнув косу в районе, занимаемом "противником", присоединиться к своей группе. Крылов отлично изучил карты, знал, что у корня косы есть промоина и в полную воду через нее можно выйти в море. Он так и сделал, чем сэкономил горючее и время, а главное, обманул "противника".
...Мой катер стоял в точке, готовый к выходу в атаку. Вот-вот поступит сигнал. Но тут выясняется, что другой стажер, от которого я принял командование катером, маневрируя с торпедой, на буксире, намотал на винт трос. Из-за этого атака могла сорваться.
Попросив разрешения, моторист Доскевич и я разделись и прыгнули в воду. Размотали трос, вылезли из воды. И вовремя! Как раз в этот момент радист принял сигнал атаки. Катер устремился вперед, задачу выполнили успешно.
День был субботний. Каждый из нас знал, что, произведя авральные работы и приборку на катерах, мы шумной компанией пойдем в город. Предвкушая веселый отдых, одни думали о встрече со своими подругами, другие мечтали о "пятачке", где обязательно будет греметь гарнизонный оркестр, третьи собирались в клуб поиграть в шахматы, биллиард, почитать свежие газеты и журналы.
Но вот минула суббота. Отдохнувшие, счастливые, легли мы спать. А утром на всех обрушилась грозная весть: война!..
Трудно передать то состояние, которое охватило меня при известии о вероломном нападении гитлеровских полчищ на нашу Родину. Сильнее всего проявлялось чувство большой тревоги за все: за наших людей, за города и села, за поля, засеянные хлебами, за судьбу Отчизны.
Все мы были крайне возбуждены, взволнованы. Прибежав по тревоге на эллинг, мы быстро спустили катера на воду и начали принимать боеприпасы. На борт грузились длинные стальные сигары - торпеды. Но теперь у них вместо красных учебных головок были присоединены боевые зарядные отделения. К пулеметам несли ленты. Принималось горючее. Весь день был заполнен приведением материальной части в боевую готовность.
Особенно запомнился мне момент вручения личного оружия. Всех нас, мичманов, вызвали в штаб. На большом столе, покрытом зеленым сукном, лежали рядышком новенькие позолоченные кортики. Командир соединения сообщил, что поступил приказ об окончании нашей учебы и практики.
- Теперь вы командиры славного Военно-Морского Флота, - говорил он. - Вам будут доверены боевые корабли и жизнь их экипажей. В ознаменование этого важного события торжественно вручаю вам знак командирского отличия - личное оружие.
С наступлением темноты над нашей базой появились первые вражеские самолеты. Они сбрасывали в Днепро-Бугский лиман мины.
Начались дни войны - суровые, напряженные, наполненные тяжелыми испытаниями и всевозможными опасностями.
Катера стали выходить в дозоры для охраны побережья и кораблей, на охоту за подводными лодками противника.
При обороне Одессы каждому из нас приходилось выполнять конвойную службу сопровождать транспорты с ранеными и эвакуированным населением.
Помню, как на одном из причалов я увидел сидевших на узлах старика со старушкой. Они ожидали начала посадки на пароход. Около них играли маленькие ребята. Это были их внуки.